Битва под Хотином

22.08.2012 администратор Історія України і краю ХV-XVIII ст. 0

Начало деятельности гетмана Сагайдачного.— Взятие запорожцами городов Кафы, Синопа, окрестностей Константинополя, Трапезонта и Варны.— Поход запорожских козаков под Перекоп и сношение их с Москвой.— Участие запорожцев в сражении под Хотином заодно с поляками против турок и первенствующая роль в этом гетмана Сагайдачного.— Неудачные походы запорожцев к Очакову и в Черное море в 1621 году.— Походы запорожцев в Молдавию в 1622—1623 году, к берегам Босфора, к городам Синопу и Трапезонту.— Страшное поражение козаков на западном берегу Черного моря.— Условия, предъявленные козаками польско-литовскому правительству в 1625 году.— Появление в Запорожье турецкого царевича Ахии.

Возвратившись на Украйну и в Запорожье, козаки снова обратились к своим прежним делам, походам на Крым и Турцию. Еще в 1612 году козаки под начальством Сагайдачного пробрались Днепром и его широким лиманом в Черное море и причинили там большие разорения турецкому населению, после чего взяли намерение идти на Волошину. Польский король Сигизмунд III, узнав об этом, послал в 1613 году козакам универсал с требованием немедленно оставить свои замыслы и не беспокоить своими набегами ни турок, ни волохов: “Услышав об этом своевольном замысле вашем, все коронные чины и вся Речь Посполитая, почти в один голос горячо просили нас обуздать и покарать это своевольство ваше; а потому, в случае вашего непослушания, мы прикажем нашим старостам и всяческим властям истреблять вас и карать на имуществе, женах и детях ваших” [1].
Такие угрозы, однако, нисколько не действовали на козаков: козаки, привыкшие уже к своеволию во время походов в московское государство и вместе с тем приученные к полной непоследовательности своего правительства, то поощрявшего их, в случае надобности, то останавливавшего, в случае опасности, не обращали никакого внимания на королевские универсалы. В 1613 году они успели два раза сходить в Черное море и наделать много “шкод татарам, разорив несколько городов в Херсонесе таврическом”. Против козаков выслана была турецким султаном немалая водная армата, галеры и чайки, к очаковскому порту, мимо которого низовцы неминуемо должны были возвращаться назад. Но козаки, пользуясь ночным временем, напали на беспечных турок в самом порту и разгромили их, причем взяли немало турецких чаек и шесть больших суден, галер, а о своей победе донесли королю на сейме, через письмо и посольство, и коронному гетману Станиславу Жолкевскому. Не довольствуясь этим, козаки, вышедши из Запорожья в немалом количестве войска, пошли “на власти” и стали причинять “всякое зло” и украинскому населению. Они двигались к волошской границе, ведя с собой какого-то самозванного господарчика, и уже добрались в имения князей Збаражских в Брацлавщине. Обыватели Брацлавского воеводства обратились с жалобой на козаков к коронному гетману, чтобы он спасал их от притеснений козацких. Тогда гетман, желая предупредить опасность, какая угрожала Польше от Турции, а вместе с тем имея намерение подать помощь брацлавскому населению, предупредил козаков через их же собственных посланцев, и, собрав роты, вышел на Украйну. Козаки, узнав об этом, повернули к Днепру и, перейдя реку, расположились в Переяславе [2].
Правительство турецкого султана по поводу походов козаков обратилось за удовлетворением к польскому послу Андрею Горскому, бывшему на ту пору в Константинополе, но Горский на предложенный ему запрос отвечал, что козаки представляют из себя разбойницкое и разноплемённое скопище русинов, москвитян, волохов и поляков, привыкших, при случае, бесчинствовать и не повиноваться ни королю, ни сейму Речи Посполитой.
Этот и предыдущие ответы польского посла султану относительно набегов козаков на турецкие земли ясно показывают, что в Польше на ту пору нуждались в козаках и потому пока смотрели сквозь пальцы на все действия их в Крыму и Турции.
В начале весны 1614 года козаки снова предприняли поход в Черное море, но на этот раз им не посчастливилось: на море поднялась буря и разнесла их в разные стороны, причем морская волна одних из них потопила, других выбросила на берег, где они были изловлены и побиты турками [3]. Несмотря на это, в том же году козаки, собравшись в числе до 2 000 человек, вновь выплыли в Черное море; ими руководили бывшие турецкие невольники, украинцы-потурнаки, принявшие ислам (“потурчившиеся”) единственно из страха смерти, служившие туркам, но потом сумевшие обмануть турок и убежать на Украйну. Они отлично знали все входы в побережные города Черного моря и предложили козакам руководить флотилией. Козаки приняли предложение и, выплывши чайками в Черное море, ударились к берегам Малой Азии или Анатолии и пристали к богатой, крепкой, людной и цветущей гавани Синопу, славившейся по всему востоку как богатством своих жителей, так и прекрасным местоположением и чудным климатом и прозванной “городом любовников”. Пользуясь указаниями “потурнаков”, козаки напали на город, разрушили замок, перерезали гарнизон, ограбили арсенал, сожгли несколько мечетей, домов и стоявшие в пристани суда, вырезали множество мусульман, освободили из неволи всех христиан и после этого, причинив туркам, по исчислению торговых людей на 40 миллионов злотых убытку, поспешно ушли из города. Известие о взятии Синопа произвело на турок оглушающее впечатление. Сам султан, узнав об этом, пришел в такой гнев, что приказал было казнить великого визиря Насаф-пашу и только по неотступной просьбе жены и дочери паши даровал ему на этот раз жизнь, хотя не преминул исколотить его буздыганом, т. е. большой металлической булавой [4]. Но, не довольствуясь этим, султан послал румелийского беглербека Ахмет-пашу преградить козакам дорогу и истребить их всех до единого, где только они будут отысканы. Вместе с этим “великий падишах” отдал приказание, для предупреждения дальнейших выходов козацких в Черное море, построить несколько замков при впадении реки Днепра в море, о чем и известил в том же 1614 году польского короля Сигизмунда III, советуя и ему, с своей стороны, принять соответствующие против козаков меры [5]. Ахмет-паша немедленно отправился к устью Днепра и, имея при себе 4000 янычар со множеством другого народа, расположился на урочище Газилер-Геремих (“Переправе воинов”) и стал приготовляться к постройке крепостей, а вместе с тем и к возвращению козаков в обратный путь от Синопа. Находясь несколько времени на Переправе воинов, Ахмет-паша потребовал у поляков съестных припасов для продовольствия своего войска и необходимых материалов для сооружения замков. Польское правительство увидело в этом стремление султана к разрыву с Речью Посполитой и искание расширить границы своих владений, а потому коронный гетман Станислав Жолкевский поторопился выйти на южную границу Польши и держался там в течение некоторого времени с войском [6].
Между тем козаки, мало заботясь о том, что ожидало их у Переправы воинов, шли морем в обратный путь, а здесь для их встречи привезены были даже пушки из Белограда и доставлены к Очакову. Увидя воочию грозу, козаки решили пробиться сквозь турецкие галеры и сандалы и уйти вверх по Днепру. Когда они приблизились к Переправе воинов, то на них посыпались пули, ядра и стрелы, но они, не теряя мужества и противопоставляя янычарским саблям и татарским стрелам собственное оружие, двигались вперед. Однако, уступая своим противникам и по силе, и по боевым средствам, козаки не выдержали натиска и были побеждены своими противниками: часть из них была убита, часть потоплена в воде и только незначительное число, по донесению Ахмет-паши своему повелителю, прорвалось вперед и ушло к Черкассам и Каневу. Так рассказывается в одном источнике об этом деле. Другой источник передает об этом несколько иначе и приписывает поражение козаков у Переправы воинов великому визирю Насафпаше. Чтобы заслужить милость своего повелителя, великий визирь поспешил послать к устью Днепра Шакшака-Ибрагим-пашу с несколькими судами и отборным войском. Ибрагим-паша, бросившись в открытое море, прошел незамеченным по морю и стал у днепровского устья раньше, чем прибыли туда козаки. Но козаки, зная все приемы в этом случае турок, взяли свои меры и, не доходя засады Ибрагим-паши, причалили к берегу, вытащили на сушу свои чайки и понесли их вдоль берега Днепра, чтобы потом снова спустить в реку выше турецкой засады и продолжать свой путь вверх по Днепру. Турки, проведав об этом, бросились на пеших козаков и хотели перебить их на месте. Но им удалось из 2000 человек Козаков убить только 200 да 20 человек взять в плен; остальные козаки, побросав некоторую часть из своей добычи в воду, с лучшей добычей все-таки успели сесть в лодки и уйти от турок. Зато взятые в плен 20 человек козаков доставлены были Измаил-пашой в Константинополь и там преданы были в присутствии жителей Синопа, приехавших с известием о разорении их города козаками, мучительным казням [7].
После казни пленных турецкое правительство послало известие Польше, что оно готово отправить войска в самую землю козаков, чтобы раз навсегда прекратить выходы их на море и набеги на турецко-татарские земли. В Польше нашли, что это будет нарушением существующего между турками и поляками мира и ответили в Константинополь, что против козаков пойдет сам гетман Жолкевский, турки же могут стать у днепровского лимана и истреблять тех из козаков, которые выскочут в море [8].
Но козаки мало обращали внимания на все угрозы со стороны турок и поляков и на “провесни” 1615 года снова выплыли на Черное море. На этот раз они вышли на 80 чайках и, отважно пустившись в открытое море, подошли к окрестностям самой столицы султана, Константинополя, и зажгли пристани — Мизивну и Архиоки. Султан был близко возле этих мест на охоте и увидел из своего окна дым от двух пылавших пристаней. Оставив свою забаву, падишах в гневе бежал в Царьград и приказал отправить против козаков армату. А козаки между тем беспечно продолжали свои грабежи и под конец, задавши “превеликий страх и смятение султану и всем цареградским обывателям”, покинули окрестности Царьграда и, гонимые турецким флотом, направились к устью Дуная. У устья Дуная между турецкой эскадрой и козацкой флотилией произошел бой и тут верх остался на стороне козаков: турки потеряли почти все свои суда, из коих часть попалась в руки козакам, часть была пущена ко дну, часть разогнана по морю; сам начальник турецкой эскадры был ранен, попался в плен и предлагал козакам 30 000 выкупу, но не дождался свободы и умер в плену. После всего этого козаки благополучно поднялись в устье Днепра и тут, идя вверх, сожгли под городом Очаковом отбитые ими у турок галеры. В отмщение за это, турецкий султан, в августе месяце того же года послал “татарского царя” с войском на Волынь и Подолию, опустошившего и разорившего там много городов и селений [9].
Не удовольствовавшись походом к Константинополю, козаки, в ноябре месяце того же года, вторглись в Волощину, и если турки не отомстили Речи Посполитой за этот поход козаков, то тому было две причины: во-первых, война султана с персидским шахом, а во-вторых, извинение, посланное польским королем молдавскому господарю Томже.
Но все-таки этот поход козаков в Волощину так “глубоко запал в душу” султана, что он отправил против них двух предводителей – Али-пашу морем и Скиндер-пашу сухим путем [10]. Козаки, нисколько не испугавшись султана, собрались в начале 1616 года в числе 2 000 человек и снова вышли под начальством Петра Конашевича-Сагайдачного Днепром против турок в море. Напав в лимане днепровском на Али-пашу, они разбили его на голову, взяли у него около полутора десятка галер и около ста челнов, а самого его заставили бежать. После этого, очистив днепровский лиман от врагов, козаки бросились к побережью Крыма, сожгли город Кафу и вывели из него на свободу множество христианских невольников. От Кафы, переплыв поперек Черное море, они взяли направление к берегам Малой Азии и, благодаря сильному ветру, дошли до Минеры: от Минеры берегом добрались до Синопа и Трапезонта и взяли приступом оба города, разбили пашу Цикаду, потопили три больших судна в море и, захватив несколько турецких судов, повернули назад. Узнав, однако, от кошевого атамана Бурдила о том, что Ибрагим-паша заступил им путь, козаки взяли направление под Бифорум, прошли в Азовское море и очутились в устье Дона, а с Дона направились пешком домой. Между тем, Ибрагим-паша, не успев преградить путь козакам в море, пробрался в самые нетри Запорожья, разорил там несколько куреней (“домкі”), нашел две-три пушки да десятка полтора чаек и, не встретив там никакого сопротивления, потому что в Сичи оставалось всего лишь несколько сот козаков, да и то частью разбежавшихся в разные стороны, частью ушедших раньше того “на влости”, ушел на речку Конские Воды. В это время на него наскочил возвращавшийся из похода Петро Сагайдачный, внезапно напал на татар, пленников освободил, всю добычу отнял, а самих татар всех до одного истребил [11].
См. Приложение. ВОПРОС О ВЗЯТИИ КОЗАКАМИ ГОРОДА КАФЫ.
Известие о разорении Кафы, Синопа и Трапезонта козаками видимо проникло далеко за пределы Турции и стало известно итальянскому священнику Отавио Сапиенция, писателю первой половины XVII века. По его показанию, козаков в Запорожье набиралось в то время от 30 000 до 40 000 человек, они выставляли от 200 до 300 чаек, смело разъезжали по Черному морю и в 1616 и 1617 году с успехом нападали на города Кафу, Синоп и Трапезонт [12]. О взятии Синопа запорожцами в 1616 году свидетельствует и турецкий путешественник XVII века Эвлия-эфенди, который говорит, что козаки взяли этот город в одну темную ночь и что по этому случаю великий визирь Насир-паша (sic) был казнен за то, что скрыл этот факт перед султаном [13].
После взятия козаками Кафы, Синопа и Трапезонта турецкий султан снова послал грозную ноту польской республике и козакам. На этот раз угроза проведена была в исполнение, и крымский хан вторгнулся с многочисленной ордой на Украйну, где произвел большое опустошение [14]. Тогда польско-литовское правительство решило собрать комиссию и изыскать меры для укрощения козаков в их набегах на турецко-татарские владения.
Но пока составилась эта комиссия, козаки вновь собрались в поход и решили идти в Черное море. На этот раз у них был гетманом Димитрий Богданович Барабаш [15]. Неизвестно, он ли или кто другой руководил на этот раз козаками, но только они, выплыв в море, добрались до самого Константинополя и “тут замигали своими походными огнями в окна самого сераля”. Увидя это, султан дошел до крайних пределов гнева против козаков и решил послать большое войско под начальством Скиндер-паши на Украйну с целью искоренить все козацкое население ее и вместо него посадить мусульман. Коронный гетман Жолкевский, неуверенный в благоприятном исходе войны, нашел за лучшее заключить мир с турецким полководцем, и мир произошел в Буше сентября 17 дня 1617 года, по которому поляки обязывались непременно укротить козаков в их набегах на Крым и Турцию и заказать им выход в Черное море, в противном случае обещали всех их истребить [16].
Но истребить козаков полякам не пришлось, так как вслед за бушинским договором козаки с их энергичным и талантливым вождем Петром Конашевичем Сагайдачным понадобились польскому королевичу Владиславу в борьбе с московским царем, и королевич открыто обратился с просьбой о помощи к козацкому предводителю.
Собрав 20 000 человек малороссийских козаков, между которыми, как и раньше, немало было и запорожских козаков, гетман Петр Конашевич Сагайдачный в начале августа 1618 года двинулся в помощь Владиславу, держа направление к Москве. Но движение его было замедлено тем, что он решил по пути взять несколько городов и у некоторых из них встретил большое сопротивление. Прежде всего он взял и разорил города Путивль, Ливны и Елец истребив в них много мужчин, женщин и детей и предав огню несколько церквей и монастырей. В зависимости от Сагайдачного действовал Михаиле Дорошенко с товарищами, который взял города Лебедян, Данков, Скопин и Ряский, побив в них множество мужчин, женщин, детей “до ссущих младенцев”; а потом, ворвавшись в рязанскую область, предал огню много посадов, побил несколько священников и приступил было к городу Переяславу, но был отбит и ушел к Ельцу. Сам Сагайдачный, взяв Ливны и Елец, направился в Шацкий и Данков и отсюда отправил впереди себя полковника Милостивого с 1 000 человек козаков под город Михайлов (Рязанской губернии), приказав ему ворваться ночью в город и взять его. Полковник Милостивый, долго замешкавшись вследствие страшного грома и проливного дождя, успел придти к городу только августа 12 дня, в тот самый день, когда в город Сапожков пришло 40 человек великорусских ратных людей. Последние, выйдя из Сапожкова города с несколькими обывателями его, не допустили Милостивого до Михайлова “и победили множество воюющих запорог”. После неудачного приступа Милостивого к Михайлову, к городу подошел сам Сагайдачный и августа 17 дня осадил его со всех сторон, приказав стены города зажигать горящими ядрами, а в самый город пускать множество стрел с огнем. Приступ продолжался в течение двух дней и двух ночей. Жители долго отбивались от козаков, но потом, изнемогая от усталости, помолились Господу Богу и пречистой Богородице и, выйдя с мощью и храбростью из города, с криком устремились на врагов. Побив множество “запорог”, они сожгли “все щиты, штурмы и прометы”, заставили Сагайдачного отступить на время от города и тем привести его в страшную ярость. Отступая от города, Сагайдачный объявил жителям его, что на следующий день, утром, он возьмет его, как птицу, и предаст огню, а всем жителям от мала до велика прикажет отсечь руку и ногу и бросить псам. После этого, заставив присягнуть всех козаков, не взявши города, не отходить от него и, изготовив щиты, штурмы и примёты, Сагайдачный подступил вторично августа 23 дня к городу и со всех сторон обложил его снарядом. Жители города в страхе ходили со всем клиром церковным по городским стенам с иконами, молили с плачем Господа Бога, владычицу Богородицу, архистратига Михаила да великого чудотворца Николая об избавлении их от страшного врага, и Господь Бог вновь влил мужество в сердца осажденных: сделав вылазку из города, они вторично ударили на козаков и прогнали их от города: “И всепагубный враг Сагайдачный с остальными запороги своими отъиде от града со страхом и скорбию августа в 27 день, а жители богохранимого града Михайлова совершают по вся лета торжественные празднества в те дни, в первый приступили день августа в 17 день, чудо архистратига Михаила, а об отшествии от града запорог августа в 27 день празднуют великому чудотворцу Николе” [17].
Оставив город Михайлов, Сагайдачный направился к Москве, а между тем царь, услыхав о его движении, выслал сперва против него князя Пожарского, но когда Пожарский сильно заболел, то вместо него назначил князя Григория Волконского, которому приказана было стать в Коломне и не пропускать Сагайдачного через реку Оку, Однако Волконский не смог исполнить царского приказания и сентября 17 дня Сагайдачный уже стоял в Бронницах (Коломенского уезда), а сентября 20 дня соединился у Донского монастыря с войском польского королевича Владислава. Высланные из Москвы воеводы для того, чтобы препятствовать соединению королевича с гетманом, возвратились назад ни с чем, потому что, по словам летописца, на них напал великий ужас. После этого октября 1 дня началась осада Москвы со стороны Владислава и гетмана Сагайдачного. В это время с той и другой стороны выказано было много мужества и стойкости, и поэтому обе стороны не раз открывали мирные переговоры; в конце октября, вследствие наступивших сильных холодов, королевич снял осаду и отступил сперва к Троицко-Сергиевскому монастырю, а потом к селу Рогачеву в 12 верстах от монастыря. Гетман же Сагайдачный, покинув Москву, направился к Калуге и по дороге взял острог в Серпухове, потом взял острог в самой Калуге. Между тем, польские депутаты, много раз вступавшие в мирные переговоры с русскими, на этот раз сошлись в селе Деулине, близ Троицко-Сергиевского монастыря, и снова открыли переговоры. Кроме разных других пунктов, на чем не сходились обе стороны, большое затруднение представляли запорожские козаки: поляки не ручались, чтобы они, после объявления мирного договора, захотели оставить московскую землю. Сам Сагайдачный, узнав об открывшемся трактате между поляками и русскими, послал к Владиславу козака Путивльца и советовал королевичу не выходить из пределов московского царства, но перемирие состоялось и заключено было на 14 лет и 6 месяцев [18]. Сагайдачный возвратился из московского похода в Киев и принял титул “гетмана” Украйны, сделавшись управителем той части Украины, которая признала себя козацкой. С этих пор разница между запорожскими и городовыми козаками еще резче обозначилась, а вместе с этим и история тех и других стала резче отклоняться в разные стороны.
Ко времени пребывания Сагайдачного в пределах московского государства, а именно к 1618 и 1619 году, относится указание о лишении свободы московским правительством 40 человек “выезжих запорожских черкас” и “запорожского атамана” Михаила Скибы. Где и за что они были взяты, неизвестно, но известно лишь то, что они были взяты и поверстаны в томские козаки с изменением их имен и фамилий малороссийских в великороссийские. Так, сам атаман Михаиле Скиба переименован был в Михалку Скибина и дал Сибири сына Федора Скибина, в свое время известного сибирского путешественника [19].
После Деулинского перемирия, когда на западной границе московского государства объявился царевич Иван Дмитриевич, назвавшийся сыном Димитрия-первого, тогда некоторые из московского народа стали сноситься с запорожцами. Но польский король, узнав об этом, предостерег козаков, чтобы они не шли ни на какие выдумки и разъехались бы с границ [20].
Оставив окончательно московскую землю, козаки снова обратили свое внимание на Низ Днепра и предприняли ряд набегов на татарско-турецкие владения и на этот раз совместно действовали, в течение нескольких лет, как собственно запорожские, так и украинские козаки, а потом известия этого времени, относящиеся к одним, нужно принимать за известия, касающиеся и других. Собравшись в одно, козаки прежде всего опустошили европейское побережье Турции на Черном море и взяли турецкий город Варну, про которую потом сложили песню: “Була Варна здавна славна, славніш Варни козаки” [21]; потом ударились сухопутьем под Перекоп и побили там множество татар. В марте месяце 1620 года в Москву явился атаман низовых козаков, в качестве посланца Петра Конашевича Сагайдачного, Петро Одинец с товарищами и рассказал о всех подвигах козаков этого времени, выразив полную готовность со стороны гетмана служить московскому царю. “В нынешнем 1620 году прислали к царскому величеству от всего войска посланцев своих Петра Одинца с товарищами и с грамотой, а в грамоте своей царскому величеству писали и в речи приказным людям посланцы говорили, что гетман, атаманы, сотники и все войско, памятуя то, как предки их, все запорожские гетманы и все войско прежним великим государям повинность чинили и им служили и за свои службы милость и жалованье себе имели, так в той же повинности и ныне царскому величеству хотят быть и за порогами будучи службу хотят против всяких неприятелей оказывать; и ныне ходили на татарские улусы, и многих татар побили и в полон поймали, а было их с 5.000 человек, было им с крымскими людьми дело по сю сторону Перекопа под самой стеной; татар было на Перекопе с 7 000 человек, а на заставе с 11 000; божей милостью и государевым счастьем, татар они многих побили, народ христианский многий из рук татарских высвободили; с этой службой и с языками татарскими присланы они к государю: волен Бог да царское величество, как их пожалует, а они всеми головами своими хотят служить его царскому величеству и его царской милости к себе ныне и вперед искать хотят”. Думный дьяк Грамотин, похваливши козаков за службу, задал посланцу их такой вопрос: “Здесь в российском государстве слух было пронесся, что польский Жигимонт король учинился с турским в миру и в дружбе, а на их веру хочет поступить, так они бы объявили, как польский король с турским папой и цесарем? и на веру от поляков какого посяганья нет ли?” — “Посяганья на нас от польского короля никакого не бывало; с турским он в миру, а на море нам на турских людей ходить запрещено из Запорожья, но из малых речек ходить не запрещено; про цесаря и про папу мы ничего не знаем, а на Крым нам ходить не заказано. На весну все мы идем в Запорожье, а царскому величеству все бъем челом, чтоб нас государь пожаловал, как своих холопей”.
Отпуская Петра Одинца из Москвы, царь послал Сагайдачному 300 рублей легкого жалованья и написал ему в грамоте так: “Вперед мы вас в нашем жаловании забвенных не учиним, смотря по вашей службе; а на крымские улусы ныне вас не посылаем, потому что крымский царь Джанибек-Герай сам, царевичи, князья и мурзы на наши государства войною не ходят и людям нашим шкод никаких не чинят и наши люди также крымским улусам шкод не делают” [22].
Походы Козаков закончились блестящей победой гетмана Петра Конашевича Сагайдачного в 1620 году над турками под Хотином. Для этой решительной войны вышел сам султан Осман с полумиллионной армией, готовясь раздавить Польшу и обратить ее в турецкую провинцию. Поляки полумиллионной армии турецкой могли противопоставить всего лишь 57000 человек под начальством королевича Владислава и коронного гетмана Хоткевича. Видя страшную грозу, Владислав, как и во время московского похода, лично обратился к Сагайдачному с просьбой о помощи. Но гетман не сразу исполнил просьбу царевича; он поставил для того следующие условия: во-первых, чтобы польское правительство официально признало власть козацкого гетмана на Украйне; во-вторых, отменило все стеснительные распоряжения относительно козачества; в-третьих, уничтожило бы должность козацкого старшого. Королевич на все это согласился и выдал Сагайдачному козацкого старшого Бородавку [23]. После этого Сагайдачный собрал армию в 40 000 человек и двинулся к Хотину.
Свидетель козацких подвигов, польский вождь Яков Собеский, отец Яна Собеского, потом польского короля, подробно изобразил действия козаков этого времени, а также представил любопытную характеристику их в своем сочинении “Записки о хотинской войне” [24]. Впрочем, Яков Собеский склонен был больше к козакам старого времени, “когда они с частой удачей сражались против турок на полях очаковских и, предпочитая славу богатству, не переставали морскими набегами опустошать турецкия владения”. К козакам же более позднего времени он относился не столь сочувственно: “С течением времени уже воинами назывались не из храбрости и не по заслугам, а по своим злодеяниям: умеренность перешла у них в грабеж, порядок — в борение, покорность — в своеволие, тогда название козака давали всякому земледельцу или ремесленнику, беглому из русских владений; эта слабая деревенская толпа не могла уважать старых воинов, и происшедшие оттого зависть и раздор возмутили древний состав козачества”. Не следует забывать однако, что это писал польский аристократ и католик, т. е. ненавистник всего того, что носило звание мужицкого и вравославного. Как мало вяжется характеристика близких ко времени Якова Собеского козаков, видно из их действий под Хотиным: козакам всецело принадлежит успех этой битвы с турками и спасение через то от страшного бедствия, грозившего всей Польше. Перед началом битвы запорожские козаки заключили свое войско в обозы, обозы обвели канавами, укрепили палями и защитили валами. Турки и татары, приблизившись к козацкому обозу, восьмого сентября бросились со всем пылом восточных людей на этот обоз. Козаки допустили их приблизиться ко рву, но потом, взойдя на валы, дали такой сильный и меткий залп из своих мушкетов, что неприятели тот же час бросили свою позицию и отступили назад, оставив в самых фассах (ямах) 3000 человек янычар и 300 человек шпагов убитыми [25]. В этой войне запорожские козаки выступили героями и, забывая различие между верой и народностью, везде выручали из беды поляков, как о том пишет сам Яков Собеский. Но в этой же войне сам Сагайдачный получил тяжкую рану, от которой потом через год умер (апреля 10 дня 1622 года) и был погребен в Киеве, в богоявленской церкви Братского монастыря. “Но место его могилы напрасно искал-бы теперь любитель местной старины: при перестройке церкви в начале XVIII столетия она пришлась под помещение новой стены храма и исчезла от взоров потомства” [26].
Вместо благодарности, которую козаки по справедливости заслужили за поход под Хотин, на Хотинском мире Польша обязалась воспретить козакам выход в Черное море, за что султан обещал не пускать своих татар в польские украйны.
Но козаки, как и прежде, мало обращали внимание на это запрещение.
Одновременно с действиями Сагайдачного под Хотином действовали на море 10000 человек отважных запорожцев под предводительством молодого Богдана Зиновия Хмельницкого. Спустившись Днепром на своих “моноксилах” в открытое море, в августе месяце 1621 года запорожцы разбили 12 турецких галер, а остальную турецкую флотилию преследовали до самого Константинополя, после чего, захватив добычу и пленников, вернулись назад [27].
В том же 1621 году козаки снова выплыли на лиман и в Черное море. Но этот поход был самый несчастный для козаков: на Днепре, в числе восемнадцати чаек, они изловлены были наместником Очакова, Хусайном, а на Черном море, в числе 200 человек, и у города Кафы, в числе 300 человек, взяты были капитан-пашой Халилем. В это время турецкий султан Осман II стоял у Исакчи, на Дунае, ввиду похода на Русь. Он приказал 200 пойманных козаков отдать солдатам на смерть, и несчастные были преданы лютой смерти: одни раздавлены ногами слонов, другие повешены на крюки, а третьи посажены на кол. Сам султан смотрел на эти казни и иногда принимал в них даже активное участие: разъезжая на коне возле истязуемых козаков, он стрелял в них из лука, не делая почти никакого промаха, потому что был искусным стрелком своего времени, а головы убитых козаков приказывал солить и отправлять в Константинополь [28].
Несмотря на это, низовые козаки в 1622 году снова вышли на своих “моноксилах” в Черное море, захватили там несколько турецких кораблей, каторг и людей и благополучно ушли назад [29].
В этом же году, в конце июля месяца, по известию московских послов Кондырева и Бормосова, ехавших через земли донского войска в Константинополь, запорожские козаки, вместе с донскими, в числе 700 человек на 25 стругах под начальством запорожского атамана Шила, ходили в открытое море и, не дошед до самого Царьграда на расстоянии полутора дня, повоевали в царьградском вилаэте несколько сел и деревень, а также посекли несколько людей, но против них вышли из Царьграда турки на каторгах и побили у козаков около 400 человек. Вероятно, этот поход козаков разумеет и историк турецкой империи Гаммер, который говорит об особенно радостной встрече турецким султаном Редшеб-паши, захватившего на море 18 чаек и 500 человек козаков, грабивших в течение 10 лет турецкие берега [30].
Оставив Дон, московские послы отправились в Константинополь. В Константинополе султан Мустафа объявил послам о перемирии своем с поляками на тех условиях, что они будут удерживать козаков от походов на море, в противном случае, если хотя один струг козацкий покажется в море, то султан начнет с королем войну и даст о том известие в Москву. На обратном пути послы были задержаны под черкасским городом Темрюком запорожцами, потребовавшими с них 2000 золотых за погром донскими козаками близ Темрюка комягов и за пленение сына воеводы таманского. Едва откупившись от запорожцев подарками, послы ушли потом из Темрюка в Азов [31].
В 1622—1623 году несколько тысяч человек козаков вторглись в Молдаво-Валахию и подвергли ее разорению, чем вызвали месть со стороны мурзы Кентемира, опустошившего несколько польских селений и взявшего с собой множество пленников [32]. В том же году, в июне месяце, козаки на ста чайках с пятьюдесятью воинами и двадцатью гребцами в каждой выбрались из Запорожья и пустились в Черное море. В то время в крымском городе Кафе стоял турецкий флот с Капудан-пашой во главе, высланный туда для усмирения поднятого ханом Мухаммад-Гераем восстания в Крыму против турецкого управления. Капудан-паша хотел посадить на крымский престол вместо Мухаммад-Герая Джанибек-Герая; но этому воспротивились Мухаммад-Герай и брат его Шагин-Герай. Последним оказали помощь запорожские козаки; они осадили в Кафе турок и принудили их войти в мирную сделку с Мухаммад-Гераем. Сделав свое дело в Кафе, козаки двинулись дальше по морю в скоро добрались до окрестностей самого Константинополя. Весь день июля 21 числа они простояли в виду столицы султана, наводя страх на жителей ее, и повернули назад с тем, однако, чтобы через несколько дней снова явиться к стенам столицы падишаха. На этот раз они сожгли босфорский маяк, разорили несколько прибрежных селений и снова отошли в открытое море. Спустя два месяца после этого, октября 7 дня козаки опять явились в виду Константинополя; они ворвались в самый Босфор, разгромили на берегу его селение Еникой и после этого благополучно возвратились домой [33].
В 1624 году июня 21 дня низовые козаки снова очутились на Черном море. Они выплыли на 150 длинных, быстро несущихся на парусах и на веслах чайках, с десятью веслами на каждом боку, по два гребца на весло и, кроме того с 50 хорошо вооруженных саблями и ружьями воинов; чайки эти имели одинаково устроенные корму и нос и переносные кормила и оттого могли, не поворачиваясь, плыть вперед и назад. Сидя на этих чайках, козаки опустошили европейский берег Турции, сожгли Буюк-дере, Зенике и Сдегну. Навстречу и для удержания козаков от дальнейших движений выскочило из гавани Константинополя до 500 больших и малых судов. Для защиты столицы от страшных хищников велено было отправить к слесарям Босфора большую железную цепь, некогда запиравшую Босфор и сохранявшуюся еще со времени взятия у греков Константинополя, и ею запереть пролив от одного берега к другому. Козаки спокойно простояли весь день посреди канала, а с заходом солнца, одобычившись богатой добычей, ушли в открытое море. Через несколько времени они снова и в гораздо большем числе показались у начала Босфора, сожгли морской маяк и после того с большей добычей и славой возвратились к своим берегам [34].
В 1625 году запорожские козаки в союзе с донскими снова повторили свой поход. Собравшись в числе 15 000 человек, они сели на 300 чаек, вооружили каждую чайку тремя или четырьмя фальконетами и пустились в море, по направлению к городам Синопу и Трапезонту. Против козаков вышел на 43 судах турецкий адмирал Редшид-паша и схватился с ними на западном берегу Черного моря, при Карагмане. Сражение было упорное и чрезвычайно кровопролитное; сперва брали верх козаки над турками; они с особенным ожесточением действовали возле адмиральской галеры, называемой баштардой; им помогали гребцы-невольникн тем, что, бросив весла, перестали управлять галерами. Но победа все-таки осталась на стороне турок, благодаря противному ветру, под конец подувшему в глаза козакам: 270 чаек козацких было разбито, 780 человек козаков попались в плен, были скованы железами и посажены на турецкие галеры в качестве вечных весельщиков.
Нужно думать, что именно к этому походу запорожских и донских козаков к Синопу и Трапезонту относится показание запорожского полковника Алексея Шафрана. Алексей Шафран был семь лет в турецкой неволе и служил у кафинского воеводы на каторге (галере); потом, вместе с некоторыми товарищами, освободился из неволи и ушел на Дон. На Дону он прожил 18 лет с другими товарищами, запорожскими козаками, прожившими там по 5 и по 6 лет; всех запорожцев, по словам Шафрана, на Дону около 1 000 человек, но зато и донцев немало в Запорогах; козаки постоянно переходят друг к другу: запорожские на Дон, донские на Запорожье и живут друг у друга столько, сколько кому пожелается; у запорожцев и донских козаков издавна повелось так, что и те и другие сходились вместе и жили в общих куренях. В нынешнем лете (1625) ходили они, запорожские черкасы и донские козаки вместе заодно, на море; старшиной у них был он, Алексей Шафран; вышли же они из Дона на море и взяли в турской земле город Трапезонт. После похода Алексей Шафран вернулся снова на Дон и потом впоследствии отправился с Дона в Киев, но сбился с пути и попал в город Валуйки, а из Валуек отослан был в Москву. В Москве Алексея Шафрана заподозрили в тайных намерениях и указали на то, что город Валуйки вовсе не был по дороге ему: “с Дона на Запорожье и из Запорожья на Дон ходят степью, избегая Донца, на Кармию (Калмиус) и на Мох”. Но случившиеся на ту пору в Москве донцы подтвердили, что действительно между запорожскими и донскими козаками бывают постоянные сообщения и ездят с Дона на Запорожье через Миус да на Мох [35].
Так или иначе, но о действиях козаков на Черном море донесено было турецкому султану в Константинополь и султан немедленно отправил в Краков посла с требованием обязательно укротить козаков, в противном случае грозил войной Польше [36]. Дело касалось, разумеется, одинаково как запорожских, так и украинских козаков.
Но козаки мало обращали внимания и на самую Польшу. В 1625 году они отправили от себя к польскому правительству депутатов, через которых, от лица всего козацкого сословия, предъявили ему такие требования:
свободу православной церкви и православного духовенства и уничтожения унии;
спокойное проживание козацкого сословия в коронных и дедичных имениях Киевского воеводства;
козацкий самосуд и право передачи собственных имуществ по завещанию;
свободное хождение на рыбные и звериные промыслы;
право вступления в службу иностранных государей;
прибавку войскового жалованья;
исключение Киевского воеводства от постоя жолнеров;
выдачу привилегии на киевское братство и юношеские школы;
праве, в случае каких-либо преступлений, не раздавать имуществ лицам не козацкого сословия [37].
Из всех девяти пунктов козаки особенно настаивали на первом т. е. на свободе православия и уничтожении унии. Как твердо они стояли на этом, видно из того, что когда козаки узнали о действиях киевского войта, Федора Ходыки, запечатавшего в это время несколько православных церквей в Киеве, то поспешно явились в город, убили пана Ходыку, церкви распечатали, а в Москву отправили посольство с просьбой о принятии козаков под покровительство царского величества [38].
Когда происходило это дело в Киеве, в это время к низовым козакам явился какой-то царевич Александр Ахия, выдавший себя за человека православной веры, сына турецкого султана Магомета и жены его гречанки Елены. Приехав в Запорожье в 1625 году, Ахия рассказывал, что он вывезен из Турции своей матерью и успел побывать у германского императора, герцога флорентийского и короля испанского, а под конец приехал и к запорожским козакам с целью поднять их против турок [39].
Почти одновременно с этим прибыло посольство в Москву от шведского короля Густава Адольфа с просьбой, “чтоб царское величество послал к запорожским козакам свое повеление и отвел бы их от польской короны”. На эту просьбу в Москве отвечали, что этого сделать нельзя, потому что запорожские козаки люди польского короля, а не московского государя, а между королем и государем заключено перемирие. Но Густав Адольф на этом не остановился и в 1626 году прислал в Москву новых послов с просьбой пропустить их в Белоруссию и Запорожье. Король вел войну против Польши и хотел вовлечь в это дело и Москву, а главным образом — запорожских козаков. Но в Москве снова дали отрицательный ответ все на том же основании, что “в перемирные лета сделать этого (пропустить послов и встать против Польши) нельзя, потому что это будет крестному целованию преступление и на душу грех” [40].
Между тем в Запорожье возле находившегося там турецкого “царевича” Ахии собрались было козаки с целью похода на турок, во в это время пришла весть, что против самих козаков выступил, держа направление к Киеву, гетман Конецпольский с войском. Тогда козаки разошлись из Запорожья, по литовским городам и стали собираться против Конецпольского, а цареаич Ахия уехал сперва в Киев, потом в Путивль и Мценск, а из Мцейска через Архангельск заграницу [41].

Примечания:

  1. Кулиш, История возсоединения Руси, Спб., 1874, II, 182.
  2. Кулиш, История возсоединения Руси, Спб., 1874, II, 183,184.
  3. Кулиш, История возсоединения Руси, Спб., 1874, II, 185.
  4. Hammer. Qeschichte des osmanischen Reichs, Pest, 1827, IV, 470.
  5. Кулиш, История возсоединения Руси, Спб., 1874, II, 185.
  6. Кулиш, История возсоединения Руси, Спб., 1874, II, 186,198.
  7. Рукопись имп. публ. библ. разнояз. Л. Q. от IV, 8, л.132; Кулиш, История возсоединения Руси, II, 201; Костомаров, Богдан Хмельницкий, Спб., 1884, I, 61.
  8. Костомаров, Богдан Хмельницкий, Спб., 1884, I, 61.
  9. Кулиш, История возсоединения Руси, Спб., 1874, II, 207.
  10. Кулиш, История возсоединения Руси, Спб.. 1874, II, 208.
  11. Бантыш-Каменский, История Малой России, Москва, 1842, I, 163; Кулиш, История возсоединения Руси, Спб., 1874, II, 208—210. Год взятия Кафы козаками у разных исследователей показан различно: у Максимовича 1606 (Собрание сочинений, I, 359); у Антоновича в одном месте 1616, в другом и третьем 1606 (Историч. песни мал. народа, I, 203, Киевская старина, 1882, IV, 139, История, деятели юго-зап. России, I, 4); У Костомарова 1616 (Б.Хмельницкий, 4-е изд. I, 64); У Кулиша 1616 (История возсоединения Руси, II, 209). Доводы в пользу 1616 года см. в приложении настоящего тома.
  12. Антонович и Драгоманов, Историч. песни мал. народа, I, 203.
  13. Записки одесского общества истории и древностей, VIII, 172.
  14. Костомаров, Богдан Хмельницкий, Спб., 1884, I, 65.
  15. От гетмана Дмитрия Барабаша дошел до нас приказ переяславской старшине о возвращении козаку Колушкевичу отнятой у него козаками Саченками земли, Костомаров, Богдан Хмельницкий, Спб., 1884, I, 66.
  16. Киевская старина, 1885, № 12, 684—689.
  17. Соловьев, История России, Москва, 1885, IX, 127, 128, 136. Другие обстоятельства жизни и деятельности гетмана Сагайдачного относятся к истории малороссийских, а не запорожских козаков и изложены в монографии М.А.Максимовича в “Собрании сочинений”.
  18. Записки западно-сибир. отд. рус. геогр. общ., кн. XIV, вып. 1, Омск, 1893, 8,21.
  19. Соловьев, История России, Москва, 1885, IX, 186, 187.
  20. У Антоновича взятие Варны отнесено к 1605 году и приписывается гетману Сагайдачному, но Костомаров относит взятие Варны к 1620 году и первое появление Сагайдачного в качестве козацкого предводителя ставит под 1612 годом: Богдан Хмельницкий, I, 68,59; Истор. деятели, I, 4.
  21. Соловьев, История России, Москва, 1879, Х, 85; Собрание государственных грамот и договоров, Москва, 1828, III, 215.
  22. Антонович и Бец, Исторические деятели юго-зап. России, I, 7.
  23. Записки эти напечатаны в 1646 году в Данциге под названием “Commentariorum Chotinensis belli libri tres”; часть их напечатана в Черниговских губерн. ведом., 1849, ноября и декабря.
  24. Ригельман, Летопись, I, 38; Дневник Титлевского, 13,14.
  25. Антонович и Бец, Исторические деятели юго-зап. России, I, 7.
  26. Величко, II, 381; Антонович и Бец, Исторические деятели, I, 9.
  27. Hammer, Geschichte des osmanischen Reichs, Pest, 1827, IV, 526—528.
  28. Величко, Летопись, Киев, 1851, II, 381.
  29. Hammer, Geschichte des osmanischen Reichs, Pest, 1827, IV, 565.
  30. Соловьев, История России, Москва, 1859, 273,275,277,279.
  31. Костомаров, Богдан Хмельницкий, Спб., 1884, I, 71.
  32. Смирнов, Крымское ханство, С.-Петербург, 1887, 493.
  33. Hammer, Geschichte des osmanischen Reichs, Pest, 1827, V, 43—45.
  34. Кулиш, Материалы для истории возсоединения Руси, I, 290—294.
  35. Костомаров, Богдан Хмельницкий, I, 73; Боплан, Описание Украины, 64.
  36. Костомаров, Богдан Хмельницкий, Спб., 1884, I, 74—75.
  37. Костомаров, I, 76; Соловьев, История России, Москва, 1879, X, 87.
  38. Архив министерства иностранных дел, 1625 год, № 2, св. № 1.
  39. Соловьев, История России, Москва, 1859, IX, 177—179.
  40. Соловьев, История России, Москва, 1879, X, 95.