В музеї «Літературне Придніпров’я» до 110-ї річниці з дня народження російського поета Михайла Свєтлова експонується експрес-виставка «Плыви же, стихотворенье, в немыслимое бытие …».
[pe2-gallery class=”alignleft” ] 
[/pe2-gallery]
… Поэт непоправимо одинок.
« И вот я умер. Чем бы мне заняться?»
Это, пожалуй, одна из самых притягательных фраз Михаила Светлова… Шутка ли, парадокс, отчаяние, мудрость, а может быть, страстное желание вновь родиться и удивляться миру?!
Дорогой, Михаил Аркадьевич, с днем рождения! Молчите, сощурившись и улыбаясь, как сама Джоконда. Да, да… Помните, к Вашему дню рождения 1956 года, Иосиф Игин изобразил Вас именно так: в позе и одеянии Джоконды. Вы тут же предложили ему подписаться «Леонардо да Иначе».
А еще, дорогой Михаил Аркадьевич, в Вашем родном городе сейчас цветут липы… Наверное, Ваша мама, Рахиль Ильевна, часто поила Вас липовым отваром от простуды. Денег на лекарства и на врачей никогда не хватало. Вы, правда, об этом никогда не любили вспоминать. Лишь однажды на вопрос «помогали ли Вы жертвам голода», ответили: «Больше голодал, чем помогал голодающим». «Ой, какие они бедные были!» – вспоминала Любовь Владимирская, соседка Вашей семьи по Дому Баранова. В одном из снесенных ныне бараков, в глубине домовладения Баранова по ул. Гимнастической, 7 /ныне Шмидта 23 – напротив Облвоенкомата/ прошло Ваше детство и юность. «Нежные воспоминания» и разные о тех днях щедро разбросаны в лирических дневниках, воспоминаниях:
Дети нищих! Вы помните в складчину
Мы купили у грека халву!
«Отец – буржуа, мелкий, даже очень мелкий. Он собирал 10 знакомых евреев и создавал «Акционерное общество». Акционерное общество покупало пуд гнилых груш и распродавало его пофунтно. Разница между расходом и приходом шла на мое образование».
Михаил Аркадьевич, помните Колю Коробкова? Вы с ним дружили с детства и до последних дней. Он рассказывал, что вы с ним любили бродить по улицам южного степного города. «Широкий и протяженный Екатерининский проспект, окаймленный цветущими тополями и акациями, обрывался где – то у Соборной площади. Но путь этот не казался нам длинным.
Часто заходили мы на Озерку – на базар с ларьками, балаганами, каруселью. Заглянув во все кривые закоулки Озерки, мы обязательно оказывались в прохладном крытом сарае, где сладко пахло яблоками. Там встречал нас отец Светлова, невысокий, худощавый, улыбчивый…
Ели вы когда-нибудь черные, опаленные солнцем яблоки? Северяне, пожалуй, и не знают, что это такое… У них вкус, как у печеных яблок. Это не гниль, но в продажу такой товар не идет. Черные яблоки. Никогда не забыть их. Это вкус нашей юности».
Михаил Аркадьевич, в «Заметках о моей жизни» Вы очень колоритно описали, как впервые соприкоснулись с творчеством: «Моя культурная жизнь началась с того дня, когда отец приволок в дом огромный мешок с разрозненными томами сочинений наших классиков. Все это добро вместе с мешком стоило рубль шестьдесят копеек. Отец вовсе не собирался создавать публичную библиотеку. Дело в том, что моя мать славилась на весь Екатеринослав искусством жарить семечки. Книги предназначались на кульки. Я добился, что книги пойдут на кульки только после того, как я их прочту. Тогда я узнал, что Пушкин и Лермонтов погибли на дуэли. И еще меня поразило слово «секундант», я был убежден, что это часовщик, в совершенстве владеющий секундными стрелками…Тотчас же по прочтении всех книг я засел за собственный роман. Он был написан в два часа и занимал две с половиной страницы, хотя я старался писать крупными буквами». С Колей, а еще Мишей Сосновиным, в будущем поэтом и журналистом, Вы учились в Екатеринославском высше-начальном четырехклассном училище /в здании нынешнего Литературного музея по К. Маркса, 64/.
Заканчивался февраль 1917-го. Снег осел и потемнел. Шел проливной дождь. Мальчики прибежали в училище совсем промокшие. «Сторож Никита убирал портрет царя. – Нет больше Николки, – сказал он, – революция!» Вся молодежь тогда болела стихосложением. В городе появилось много новых газет, в том числе и большевистская «Звезда», «Голос солдата», «Голос свободной школы». В «Голосе Солдата» Вы впервые и напечатались…
На углу Казачьей и Садовой /ныне Комсомольской и Серова, № 48/ в барском особняке расположился Екатеринославский губком Комсомола и клуб «Юный пролетарий», а Вы в 1919 г. впервые вступили в должность: «Меня назначили заведующим отделом печати Екатеринославского губкома КСМУ. Мы решили издавать первый на Украине комсомольский журнал «Юный пролетарий». Но журнал, как известно, должен печататься на бумаге. С трудом мы раздобыли конвертную. На ней шрифт еле различим. Несколько номеров хоть и со скрипом, но все же вышли в свет».
Тогда же Вы познакомились с поэтами Михаилом Голодным и Александром Ясным. Неугомонный Миша Голодный говорил, что все вы пишите не хуже столичных поэтов: «Надо ехать в Харьков». Там вышли первые Ваши книги: «Рельсы» (1922), «Стихи о Ребе» (1923). А Голодный не унимался: «Едем в Москву!». И Голодный, Ясный и Вы – «не три сестры, а три брата по поэзии – поехали в Москву. В Екатеринослав Вы постоянно возвращались не только с М. Голодным, А. Ясным, а и московскими знаменитостями – А. Фадеевым, В. Герасимовой, А. Жаровым и другими.
В столице Вы встретились с настоящей славой. Однажды Маяковский, улыбаясь, сказал Вам: «Светлов! Что бы я не написал, все равно все возвращаются к моему «Облаку в штанах». Боюсь, что с вами и с вашей «Гренадой» произойдет то же самое!»
Конечно, «Гренада» и «Песня о Каховке»… Всеобщее признание, но в глазах – печаль.
И неожиданно – «Слепцы»(1936). Впервые прочитала их по-иному:
Ох, поёт соловей на кладбище,
Над могилой шумят тополя…
Сосчитай – сколько сирот и нищих
Навсегда схоронила земля.
Плач… По человеку.
1930-ые, 40-ые, 50-ые – повсеместная борьба: с буржуазными националистами, потом безродными космополитами, да еще фашистами в годы Великой Отечественной войны. О Вашей храбрости на фронте ходили легенды… А «Итальянец» облетел все страны, как и «Гренада».
Уходили из жизни, чаще не по Божьей воле, друзья. В 1945 на Одере погиб Саша Ясный, Миша Голодный, создавший песни-мифы о Чапаеве, Щорсе, Партизане Железняке, погиб в 1949 – трагично при невыясненных обстоятельствах, на него наехал грузовик. Другие были в лагерях.
«Гренада» и «Каховка» были, Вашей индульгенцией.
Только в 1962, уже зная, что до воспетого идеала явно не дожить, вырывается отчаяние Ваше, выросшее в одиночестве, в страхе за дорогих людей, слезах:
Сколько натерпелся я потерь,
Сколько намолчались мои губы!
Спасали юмор, друзья, пессимистический оптимизм /термин мой/, потому как с привкусом печали. Ваши шутки, каламбуры, эпиграммы передаются из уст в уста. Заболев туберкулезом, Вы при встрече с друзьями шутили: «Вот так и хожу, опираясь на палочку Коха…»
Мы то приближаемся, то отдаляемся от разгадки Вашего парадокса, Михаил Аркадьевич. Человеческая жизнь, как и настоящая поэзия, – тайна.
28 сентября 1964 г. не стало Михаила Светлова. Андрей Вознесенский написал в «Литературной газете»: « Да, конечно, остаются стихи и песни, монументы остаются, но невосстановима потеря человека – этого. «Миша» – называли его все. Он весь как-то духовен был, антителесен, будто это душа усмехалась и курила, сидела с нами, печалилась, была внимательна… И что писать слова? Человека не стало, души…»
«И вот я умер. Чем бы мне заняться?»
И.В. Мазуренко, с.н.с. отдела музея “Литературное Приднепровье”
[pe2-gallery class=”alignleft” ] 
[/pe2-gallery]
