В оценке роли и деятельности южно-русского козачества С. М. Соловьев совершенно сходится с польскими историками. То есть Соловьев не только не видит в деятельности козаков никакой пользы, но усматривает в них страшный вред для государства и общества. Вот его подлинные слова:
«Козак искал в степи через бегство только личной свободы; он являлся в степь не для того, чтобы трудиться, утвердить более правильные отношения к труду: он бежал для того, чтобы быть вольным козаком, а не мужиком, ибо с понятием труда соединялось понятие мужичества. Таким образом, выход козака в степь из государства вовсе не был шагом вперед в общественном развитии, а скорее, шагом назад…»
Еще дальше пошли в своих определениях малороссийских козаков последователи Соловьева: они называли козаков ни больше ни меньше, как шайкой разбойников, дикими мамелюками, бродягами, развращенными членами общества, противообщественным элементом.
Точка зрения московского историка неприемлема, ибо она совершенно не соответствует действительности. Начать с того, что напрасно С. М. Соловьев отделяет в юго-западной Руси козаков от народа. Правда, в XVI веке, когда козаки впервые открыли войны против поляков, то они воевали только за свои сословные права; но вскоре они были поставлены в необходимость слить свое дело с делом всего малорусского народа, и в этом направлении пошла вся дальнейшая история малорусского козачества. Оттого сам народ вовсе не отделял себя от козачества. Вместе с народом и козаками в протесте, который они высказывали полякам, принимали также участие высшие слои общества южной Руси, т. е. духовные и дворяне.
Таким образом, это был протест массы, которая была недовольна насилием поляков, бежала в степь для того, чтобы найти там точку опоры для действия и, окрепнув, разлиться в народной массе, поднять ее на общенациональное дело.
Если бы козак бежал в степь только ради личной свободы, то на него не простирало бы так жадно своих взоров все – и крестьянское, и мещанское, и духовное население юго-западной Руси; если бы он бежал в степь ради одной добычи, ради грабежа и разбоя, то его не украсила бы народно-творческая фантазия всеми цветами поэзии. По понятиям Соловьева, козак и холоп, козак и беглый мужик – синонимы; по понятию же самого малорусского народа, козак и герой, козак и рыцарь – вот синонимы; и в малорусских преданиях козак – не разбойник, а идеал доблести, это не заурядный человек, а богатырь, поднявший на свои плечи огромную тяготу. И неужели же, если бы козак в самом деле был разбойник, а не рыцарь, весь народ и вся поэзия могли бы сочувствовать ему?
Соловьев утверждает, что козаки убегали в степь только ради добычи, грабежа.
Но существо дела в том, что в малороссийском козачестве были другие весьма благородные и весьма возвышенные побуждения. У них была главным образом в виду борьба не за добычу, а за народность; борьба со страшной силой, последовательно наступавшей на весь славянский мир, т. е. с мусульманской силой турок и татар. Для козаков всегда борьба с бусурманами была самым святым делом, и бились они с ними не на живот, а на смерть. Тут жизнь создала такие типы, которые невольно вызывают и всегда будут вызывать необыкновенное сочувствие к себе (вспомним Тараса Бульбу).
Историк С. М. Соловьев говорит, что козаки убегали в степь оттого, что не хотели трудиться, не хотели работать. А разве война, война беспрерывная, война полная тревог, война, при страшных лишениях, при крайнем напряжении сил, война летом и зимой, в зной и стужу, разве это не подвиг? Разве это не испытание? Разве это не труд?
Мотив постоянных войн козацких с поляками рельефно выражается в знаменитом военном кличе, с которым козаки обращались перед войной ко всему православному населению Украины: «Кто хочет за веру христианскую быть посаженным на кол, кто хочет быть четвертованным, кто готов претерпеть всякие муки за святой крест, кто не побоится смерти – приставай к нам! Нечего бояться смерти: от нее не устережешься. Такова козацкая жизнь». И козак часто умирал, как немой герой, не скиглячи и не скаржачись на свою судьбу. Когда бесчеловечные ляхи сдирали с него кожу, то он шутливо говорил: «От казали, що воно боляче, аж воно немов комашня кусає».
Жизнь, полная отречения, полная мук, полная лишений была принята козаками для того, чтобы защитить свою родину, матку-Украину, а также для того, чтобы оборонить Великую Русь, Польшу и весь христианский мир от страшных турок и хищных татар, беспрестанно врывавшихся десятками и сотнями тысяч на Украину и всегда знаменовавших свои набеги пожарами, грабежами и уводами неисчислимого числа христиан в плен.
Борьба политическая, социальная, религиозная и сословная была причиной порождения богатейшего народного эпоса, появления обширной летописной и исторической литературы. Народный южно-русский эпос – это чистейший плод козачества и неразрывно связанного с ним народа. Сколько тут создано исторических дум и исторических песен, дошедших до нашего времени. И каких дум, и каких песен!
Если бы тот же наш историк С. М. Соловьев на миг отвлек свое внимание от Украины и, перенесясь мыслью в какую-нибудь Швейцарию, вспомнил борьбу швейцарцев и их полубаснословного героя Вильгельма Телля с германскими императорами, то у него, без сомнения, для швейцарцев тот же час нашлись такие высокие слова, как то: национальный подвиг, героизм, мужество, слава, бессмертие. Но если тот же историк от швейцарцев вновь вернется к украинским козакам, к их борьбе с татарами, турками и поляками, то у него тот же час явится запас совершенно иных слов: гайдамаки, разбойники, пьяницы, лентяи, беглецы и т. д. И это те гайдамаки, те разбойники, которые, борясь с величайшими лишениями, величайшим самопожертвованием спасли всю южно-украинскую народность от поглощения ее различными врагами и удержали за ней огромную южно-русскую территорию, а потом в конце концов все это добровольно отдали Москве.
Но таковы уж у нас, славян, нравы, что мы все чужое прославляем, а все свое, достойное славной памяти, осуждаем и порицаем.
Как сурово отнесся московский историк к гетманским козакам, так, если не больше того, отнесся он к запорожцам. В суждении о запорожцах он стоял на той отрицательной точке зрения, которая высказана была в 1775 г. в манифесте императрицы Екатерины II по поводу уничтожения Сечи и которая изображала Запорожье скопищем злодеев, пьяниц, варваров, разбойников и грабителей. Теперь прошло 125 лет от времени уничтожения Сечи, когда страсти современников по отношению к запорожцам и перегорели, и совсем замерли, теперь можно спокойно взглянуть на запорожцев и снять с них позорные имена; можно оценить в них все то, что было в них честного, достойного и безупречного. В нашей отечественной истории запорожские козаки имели громадное и политическое, и культурное, и военное, и религиозное значение. При чисто народном общественном строе, какого не знала даже древняя Греция с ее демократическим образом правления, запорожцы держали в своих руках нити почти всех политических событий XVI, XVII и даже начала XVIII ст. и притом почти на всем пространстве обширной территории юго-западной Руси.
Запорожцы первыми осознали необходимость упорной и беспрерывной борьбы с Крымом и Турцией и вели ее на собственный страх, собственными силами, вели в то время, когда и Польша, и Россия не смели и думать о такой борьбе: когда и та, и другая уплачивали Крыму, попросту сказать, дань; когда и Россия, и Польша, по своему бессилию, позволяли грабить бусурманам тысячи, десятки тысяч православных и неправославных христиан и уводить их в плен. В этой борьбе запорожцы не раз становились на сторо-ну России и Польши против турок и татар и выигрывали битвы в пользу московских царей или польских королей.
Своими беспрерывными войнами с мусульманами запорожцы в конце концов ослабили силу крымских татар и поколебали могущество турок, укрепившихся при устье Днепра и по берегам Черного моря, чем подготовили для русского правительства к концу XVIII в. легкость завоевания Крыма и устьднепровских турецких крепостей.
Теми же беспрерывными упорными войнами запорожцы отбили у турок и татар огромную область степей, в настоящее время так называемый Новороссийский край, богатейший и по качеству почв, и в особенности по скрытости минералов в недрах земли.
Запорожцы были пионеры и колонизаторы дикого степного края, теперешней Новороссии и Кубани, т. е. они первыми насадили там свои зимовники, или хутора; первыми стали культивировать
землю, первые развели прекрасную породу степных «ветроногих коней», славившуюся не только в России, но и далеко за границей; первыми вырастили породу так называемого черкасского скота, который и теперь славится во всей России и далеко за пределами ее.
Запорожцы своей гребной флотилией положили начало знаменитому черноморскому флоту и своими плаваниями по берегам Азовского и Черного морей положили начало каботажному черноморско-азовскому мореплаванию, а переправою через днепровские пороги различного рода судов создали особое сословие вольных матросов, исполняющих ту же роль (лоцманов) и в настоящее время на порогах Днепра.
Наконец, держа высоко знамя свободы и твердо отстаивая свои вольности и свои независимые права, запорожцы долго противились введению на Украине крепостничества и были «виновника-ми» того, что Малороссия узнала рабство на целых 150 лет позднее того, как предполагалось ввести его в ней, а это немаловажная заслуга перед целым миром в вопросе развития человеческих прав. И при сем том при развитии сильной императорской власти в России, при необыкновенном усилении в ней к концу XVIII века крепостничества, при политической смерти Польши и Крыма, при открытом и ничем не защищенном географическом положении козацких владений, при давлении с запада, со стороны так называемых славяно-сербов, вызванных российским правительством из Австрии и поселенных на исконных запорожских угодьях, Запорожье не могло удержаться независимо и должно было сложить оружие и умереть. Политическая смерть Запорожья была самая трагическая и над ним сбылось слово писания: «Разделиша ризи мои, и об одежде моей меташа жребий». Все их блага земные достались другим: сами же они ушли кто на Кубань, кто на Дунай, кто на остров Мальту, кто в Анатолию, кто в Австрию.
Кто побудил Екатерину II решить такой важный вопрос, как уничтожение Запорожской Сечи? Решение его зависело от милостей всесильного в то время князя Потемкина.
Князь Потемкин, как и другие деятели XVIII века, не мог отрешиться от взглядов на крепостничество, существовавшее в России, и внес его в Новороссийский край, для чего первым шагом в этом деле было уничтожение Запорожья, в котором не было крепостного рабства. Достигнув этой цели, правительственные деятели начали раздавать запорожские земли частным лицам, принимавшим на себя обязанность заселять данные им участки вольными людьми и помещичьими крестьянами, которых там никогда не было. Таким образом причиной падения Запорожья было богатое наследственное имущество Коша Запорожского, которое более чем что-либо другое входило в расчеты людей, решавших бесповоротно судьбу Запорожья.
Потемкин, избалованный временщик, распоряжавшийся по своей прихоти судьбами обширнейшего Новороссийского края, своим фантастическим проектом спешит покончить с запорожцами, попирает их исторические права и значение, без долгих размышлений лишает их векового состояния, привлекает в край иноземный сброд, раздает пожитки вековые богатым грекам и армянам, наделяет свободные земли огромными частями бесплатно всем, кто принимает на себя труд вводить рабство в край, никогда его не знавший и служивший убежищем от него. Одному князю Вяземскому было дано на Запорожской территории 200 тысяч десятин земли, не говоря уже о других, получивших участки от 150 тысяч до 12 тысяч десятин в одни руки.
– Но что же, что осталось от запорожцев?
По нашему мнению, осталась слава честных героев, сложивших свои головы за веру, за народность, за свободу, за человеческие права.
