Бегство Богдана Хмельницкого в запорожскую Сичу и прием его козаками.—Посланцы коронного гетмана Потоцкого в Сичи с приказанием изловить Хмельницкого.— Отъезд Хмельницкого в Крым и возвращение в Сичу.—Первая рада в Запорожье.— Письма Хмельницкого к знатным польским панам.—Приезд в Запорожье перекопского мурзы Тугай-бея.—- Вторая рада в Запорожье.— Движение Хмельницкого против поляков к Желтым Водам.— Встреча Хмельницким польской речной флотилии у правого берега Днепра с целью склонить ее на свою сторону и полный его в этом успех.— Положение лагерей козацкого и польского у Желтых Вод.— Полное поражение поляков у Желтых Вод и Княжьего Байрака.— Движения запорожцев от Желтых Вод к Корсуню, вместе с Хмельницким, Белой Церкви и на Волынь.— Недовольство запорожцев Хмельницким.— Сношения Хмельницкого с запорожцами по поводу передачи Малороссии Москве.-Партия людей, не желавших соединиться с Москвой и бегство ее в Запорожье.— Присяга запорожцев московскому царю.— Неудачные походы запорожцев в Черное море и к Очакову.
Выступая на историческую сцену Украйны, Хмельницкий прежде всего нашел приют и помощь в Запорожской Сичи, у низовых козаков. Лишенный состояния, жены, малолетнего сына, осмеянный на сейме, брошенный в тюрьму и приговоренный к казни, Хмельницкий с сыном Тимофеем в начале декабря 1647 года бежал из тюрьмы в Запорожье [1], и здесь, не доезжая самой Сичи, бывшей в ту пору на мысе Микитине, расположился на острове Буцке или Томаковке, иначе Днепровском острове, по теперешнему Городище: “Хмельницмй сидить на островЪ БуцкЪ, называемомъ ДнЪпровскимъ, отъ берега (праваго) двЪ мили, а съ той стороны, отъ Крыму, едва можно достать выстрЪломъ изъ доброй пушки” [2]. Но на острове Буцке Хмельницкий нашел себе мало сочувствия, а причиной тому было некоторое обстоятельство, происшедшее несколько раньше этого времени, вдали от Сичи, в самой Украине. Это обстоятельство состояло в том, что против старшин реестрового войска, стоявших за польское правительство и грабивших своих соотечественников, выступила партия недовольных людей. Во главе старшин стоял тогда Барабаш, при котором в звании реестрового сотника стоял и Богдан Хмельницкий. Во главе недовольных старшинами был Федор Линчай. В происшедшем между обеими сторонами столкновении победа осталась на стороне “барабашивцев”, и “линчаивцы” должны были удалиться на Запорожье, где они нашли себе приют на острове Буцке. На этот-то остров Буцкий бежал и Хмельницкий. Как всякого гонимого и бесприютного его, разумеется, приняли “линчаивцы”, но Хмельницкий нашел более удобным для себя оставить остров Буцкий и спуститься на самую Сичь на Микитином Роге [3], стоявшую на 18 верст ниже острова.
Узнав о бегстве Хмельницкого из тюрьмы, польский коронный гетман Потоцкий немедленно послал в Микнтинскую Сичь приказание доставить ему беглеца обратно. Тогда Хмельницкий оставил Сичь и направился на Низ, к лиману, за ним гналась польская залога, находившаяся в Сичи и состоявшая из 500 Козаков и 300 поляков. Видя за собой погоню, Хмельницкий выслал к преследовавшим его козакам двух своих соучастников и через них убедил козаков, что он восстал против поляков, а не против кровных и единоверных товарищей, и намерен защищать благочестивую веру, к чему призывает и всех своих соплеменников. Тогда козаки восстали против поляков и часть из них перебили, часть разогнали, после чего сделали все Запорожье свободным от лядского гнета.
Хмельницкий от лимана вернулся в Сичь и тут, в присутствии кошевого атамана, старшин и бывших на ту пору козаков, сказал речь, в которой красноречиво описал поругание иезуитов над православной верой и служителями святого алтаря, глумление сейма над козацкими правами, насилия со стороны польских войск над населением украинских местечек и городов, вымогательства и мучительства со стороны “проклятого жидовского” рода: “К вам уношу душу и тело, — укройте меня, старого товарища, защищайте самих себя, и вам тоже угрожает!”
Тронутые этой речью, козаки отвечали Хмельницкому: “Приймаемо тебя, пане Хмельницкий, хлибом-силью и щирым сердцем!” [4].
После этого был кликнут клич о сборе в Сичь всех козаков для очень важного дела. И тогда по этому клику толпа хлынула в Сичь: “Из лесов и ущелий прибегали в Сичь беглые хлопы, которые жили под названием лугарей, степовиков и гайдамак по берегам Днепра, Буга, Самары, Конки, в землянках, одетые в звериные кожи, довольные скудною тетерею, но зато вольные, как ветер, по выражению их песен” [5].
Но что именно затевал Хмельницкий и каковы были его планы, об этом известно было только кошевому атаману, войсковой старшине да немногим сообщникам Богдана; остальным пока рассказывали, что Хмельницкий и войсковая старшина собрали отовсюду в Сичь козацкую чернь для того, чтобы выбрать из всей среды козацкого сословия депутатов и отправить их с разными просьбами к королю. В этом же духе Хмельницкий писал письмо из Сичи (декабря 27, 28, 30 дня) к черкасскому полковнику Барабашу, козацкому комиссару Шембергу, гетману Николаю Потоцкому и коронному хорунжему, державцу чигиринскому Конецпольскому. Во всех этих письмах Хмельницкий уверял панов в том, что бежал в Сичь единственно ради личной безопасности и что намерение его состоит в том, чтобы отправить из Сичи в Варшаву депутацию для защиты козаков от панских насилий [6].
На письма Хмельницкого из всех панов отвечал, но и то лишь после долгого убеждения со стороны некоторых знатных поляков, один только Потоцкий. Он послал в Запорожье ротмистра польской службы Хмелецкого и через него убеждал Хмельницкого оставить мятежные замыслы и вернуться на родину: “Уверяю вас честным словом, что волос не спадет с вашей головы,— говорил посланец Потоцкого Хмельницкому,— если вы вернетесь на родину”. Но Хмельницкий не поверил этому “честному слову” и остался в Сичи, везде распространяя молву, что он далек от всяких мятежных замыслов и просит лишь о милостях для украинского народа и законных привиллегиях для козаков, без чего ни за что не выедет из Запорожья [7].
Эти переговоры происходили в марте месяце, и Хмельницкий в это время с козаками находился на острове Буцке, о чем доносили поляки 2 апреля 1648 года в Варшаву [8], а съехал он на остров, будто бы, для корма лошадей [9]. Поляки вполне поверили словам Хмельницкого и спокойно возвратились из Запорожья.
А между тем Хмельницкий, обмаяув и успокоив поляков, внезапно оставил Запорожье и ушел с сыном Тимофеем в Крым за помощью против поляков. В то время ханом в Крыму был Ислам-Герай. После долгих переговоров хан позволил Хмельницкому пригласить в помощь перекопского мурзу Тугай-бея е войском. Тугай-бей долго не соглашался на предложение Хмельницкого, но под конец, соблазненный обещанием большой добычи, изъявил свое согласие. Союзники в половине апреля переправились с левого берега Днепра на правый у турецкого города Кызыкерменя [10].
Проехав степь от правого берега Днепра, Тугай-бей и Хмельницкий разделились: первый остановился на время у речки Базавлука на Переволочанском шляху, к западу от Сичи, с целью охранения западных границ Запорожья от внезапного прихода польских войск; а второй направился прямо в Сичь.
Между тем кошевой атаман запорожских козаков, сообразно уговору, сделанному с Хмельницким неред его выездом в Крым, ожидая с часу на час его поворота в Запорожье, стянул со всех лугов, веток и речек все конное и пешее низовое запорожское войско, объявляя всем о настоятельной необходимости прибытия в Сичь, но не открывая, однако, истинной причины до возвращения Хмельницкого в Сичь: “Хмельницкій очень хитро и предусмотрительно распорядился съ кошевымъ атаманомъ и сичевою куренною атаманнею, такъ что о его замыслахъ и объ отъездЪ въ Крымъ не только не могли дознаться черезъ своихъ шпіоновъ поляки, но и всё войско низовое (кромЪ самой атамании) ничего не знало до самаго возвращенія Хмельницкаго въ запорожскій Кошъ. А если бы знало о томъ войско, то знали бы и поляки, и тогда они могли бы иную поиготовить встрЪчу Хмельницкому, нежели запорожцы” [11].
Хмельницкий прибыл в Сичь апреля 18-дня, перед самым заходом солнца, имея при себе четырех знатных татар, данных ему от Тугай-бея. Кошевой атаман, со всеми куренными старшинами и с пешим войском, торжественно встретил Хмельницкого и приветствовал его “радостным сердцем”; узнав же “о прихилности и ласке” к Хмельницкому и всему запорожскому войску крымского хана и о данной им помощи с мурзой Тугай-беем, еще больше того возрадовался. Вечером того же дня, по заходе солнца, в Сичи, сообразно древнему запорожскому обычаю, ударили из трёх самых больших пушек, чтобы собрать к следующему дню конное войско, находившееся в полях и в лугах близ Сичи. На другой день, апреля 19 Дня, чуть свет, выстрелы из тех же пушек повторились. Когда же настал свет, и солнце разлило по всей поднебесной свои “огнезрачные и ясно блистательные” лучи, тогда собралась до Сичи огромная масса запорожского низового войска, простиравшаяся на ту пору до тридцати тысяч слишком человек. А когда ударили в котлы для сбора на раду, то увидели, что сичевой майдан слишком тесен для такой великой силы войска; тогда кошевой атаман, вместе с Хмельницким, вышел за сичевую фортецию и расположился на более пространном майдане [12]. Тут, когда старшины и все войско разместились по своим местам, козакам объявлено было о предпринимаемом веляком деле против поляков за их обиды и притеснения, чинимые козацкому войску и всему украинскому народу; вместе с этим объявлено было и то, что предприятию Хмельницкого сочувствует крымский хан Ислам-Герай, приславший козакам знатного мурзу, Тугай-бея с четырьмя тысячами Орды, выразивший полную готовность лично помогать козакам против поляков, но зато оставивший у себя, в качестве заложника, старшего сына Хмельницкого, Тимофея. Услыхав эти слова, войско отвечало: “Слава и честь Хмельницкому! Мы, как стадо без пастуха; пусть Хмельницкий будет нашим головою, а мы все, сколько нас тут есть, все готовы идти против панов и помогать Хмельницкому до последней утраты живота нашего!” Эти слова сказаны были “едиными устами и единым сердцем” всего собравшегося на площади запорожского низового войска. После этой речи тот же час кошевой атаман послал в войсковую скарбницу сичевого писаря с несколькими куренными атаманами и значными товарищами и велел посланным вынести оттуда войсковые клейноты, чтобы вручить их на площади Хмельницкому. Посланные вынесли из скарбницы ярко-красную, писанную золотом, королевскую хоругвь, дарованную запорожцам Владиславом IV, бунчук с позолоченной на высоком древке галкой; серебряную, позлащенную, особенно мастерски сделанную и честным камением украшенную, булаву; печать войсковую серебрянную и котлы большие, новые медные с довбошем; сверх того, три полевых легких пушки с достаточным количеством к ним пороху и пуль.
Вручив и поставив перед Хмельницким все войсковые клейноты, низовые козаки объявили его гетманом, поздравляли в новом звании и выразили ему полную готовность, все сколько было в Сичи народа, идти с ним на войну.
После объявления Хмельницкого гетманом, одна часть войска тотчас же разошлась по куреням; другая, с Хмельницким и кошевым, пошла в церковь, в которой зазвонили как раз в то время, когда окончено было все описанное в раде дело. После окончания литургии и благодарственного молебна, по распоряжению кошевого, на площади ударили в котлы, отдавая хвалу Богу, вся благая строющему; а потом выпалили из 50 армат; после выстрелов из армат палила войсковая пехота, собравшаяся в числе более 10000 человек, стоявшая среди сичевого майдана и вокруг Сичи; выпалив троекратно из мушкетов и армат, пехота разошлась по куреням для обеда. Хмельницкий с куренными атаманами отправился на обед в курень кошевого атамана. Отобедав и немного погуляв после обеда (долго не гуляли, потому что всяк имел у себя много на мыслях), все гости атамана ушли по своим куреням для отдыха. Немного опочив, Хмельницкий и куренные атаманы снова явились к кошевому атаману и после долгих разговоров и советов пришли к такому решению, чтобы с Хмельницким вырядилось на Украйну не больше осьми или десяти тысяч человек войска, а остальное войско шло бы по своим местам и промыслам, но находилось бы в полной готовности для военной кампании, если в том окажется надобность. После этого совещания кошевой велел ударить в котлы и выпалить из двух больших пушек для собрания козаков в Сичь. Войско собралось уже перед вечерним пением, и тут ему объявлено было решение кошевого и гетмана. Выслушав этот “ординанс”, войско поблагодарило свою старшину и разделилось на две части: одна часть разъехалась на звериные и рыбные промыслы; другая, конные охотники, военные мушкетеры и сагайдакеры [13], слишком на восемь тысяч человек, осталась при Хмельницком.
В то время, когда все это происходило в Сичи, на западной границе Запорожья, от Чигирина и Переволочной, стоял, держа “значную н пильную сторожу”, союзник Хмельницкого, Тугай-бей. Кошевой атаман, узнав об этом со слов Хмельницкого, послал Тугай-бею хлеба, вина, рыбы и мяса, выражая тем свое расположение к мурзе за внимание хана, оказанное в Крыму Хмельницкому.
Стоя в течение трех дней на своем посту, Тугай-бей поймал на сичевом шляху около десяти подозрительных человек.
Хмельницкий, допросив задержанных людей, обнаружил, что это были польские шпионы, посланные в Сичь, для наблюдения за действиями запорожских козаков. При допросе они объявили, что против Хмельницкого высланы два отряда, один сухопутьем, другой водой, по Днепру. Тогда Хмельницкий, “не бавячися обширными допросами, чинилъ поспЪх своего маршу, а пойманцовъ въ путахъ желЪзныхъ при арматахъ за собою велЪлъ провадити” [14].
Узнав о планах поляков и не желая видеть польскую армию в Запорожье, Хмельницкий апреля 22 дня в субботу 1648 года, взяв из Сичи арматы и войсковые клейноты, вышел на встречу полякам. Прежде всего он обошел Старый Кодак и, не желая оставлять его в тылу, взял крепость в свои руки, после чего, поднявшись выше Кодака, дошел до Желтых Вод и Княжого Байрака [15] и устроил здесь так называемый козацкий табор из возов. Тугай-бей следовал позади Хмельницкого и, по приходе к Желтым Водам, стал не в таборе, а особо для засады. Хмельницкому известен был весь план военных действий поляков и он хотел воспользоваться им в свою пользу. План этот состоял в том, что польские гетманы, коронный Николай Потоцкий и польный Мартын Калиновский, собравши большое войско, разделили его на две части и отправили их в запорожские вольности. Одна часть этого войска, числом от 4000 до 5000 человек, состоявшая из украинских реестровых козаков и так называемой немецкой пехоты [16], под начальством Барабаша, должна была двигаться водным путем до Кодака, где находился польский гарнизон; другая часть, по различным счетам от 12000 до 20000 человек, состоявшая из жолнеров и драгун, под начальством двадцатишестилетнего сына коронного гетмана, нежинского старосты Стефана Потоцкого и козацкого комиссара Шемберга, должна была двигаться от Черкас сухопутьем, также дойти до Кодака и тут соединиться с реестровыми козаками, плывшими по Днепру [17]. Стефану Потоцкому приказано было “пройти степи и лЪса, разорить и уничтожить до-тла презрЪнное скопище козаковъ и привести зачинщиковъ на праведную казнь: “Иди,— сказалъ старый Потоцкій своему, сыну Стефану,— и пусть исторія напишеть тебЪ славу” [18]. Сами гетманы с коронными войсками обещали идти за Стефаном Потоцким.
Хмельницкий знал (и, очевидно, из верных источников), что по Днепру идут против него не сами поляки, а посланные поляками реестровые козаки, т. е. такие же православно-русские люди, как и все украинцы, но только обязанные службой польскому королю. И запорожский вождь решился подействовать на их чувства, что-бы оторвать их от поляков. Оставив табор, Хмельницкий поспешил к правому берегу Днепра, к урочищу Каменному Затону, куда 3 мая, вечером, прибыли и причалили к берегу реестровые козаки. Посредством тайных агентов Хмельницкий сумел разжечь в реестровых козаках такую ненависть к полякам, что они тот же час, по прибытии к Затону, возмутились против ляхов, перебили своих начальников, Барабаша, Вадовского, Ильяша и других, и трупы их побросали в Днепр, а мая 4 дня соединились уже с козаками, стоявшими у табора: они были доставлены к Желтым Водам по просьбе Хмельницкого, на конях Тугай-бея и в этот же день вошли в козацкий лагерь у левого берега Желтых Вод.
Речка Желтые Воды, приток речки Ингульца или Малого Ингула [19], образует в верховьях своих две ветки, западную, более значительную, называемую теперь собственно речкою Желтою, и восточную, менее значительную, называемую в настоящее время Очеретнею балкою. Между этими двумя ветками образуется род полуострова, который в XVII веке покрыт был лесом, составлявшим продолжение Чуты и Черного и называвшимся “соперником с Черным”. Этот полуостров доступен был только с одной, северной стороны, зато с трех остальных сторон, восточной, западной и ,южной, был совершенно недоступен. В этой-то трущобе, у левого берега речки Желтых Вод, и засели козаки Богдана Хмельницкого, тотчас окопавшись земляным четыреугольником и укрепившись табором. Хмельницкий хорошо знал, что Стефану Потоцкому не миновать Желтых Вод. Здесь было слишком удобное для военного дела место: в нем можно было найти среди степной пустыни и воду, и лес, и подножный корм, и прохладу; к тому же оно лежало на прямом тракте от западной окраины запорожских вольностей в Сичь и представляло из себя возвышенность, господствующую над всею окружающей местностью.
И козацкии гетман не ошибся: Потоцкий, не подозревая засады, пришел прямо к правому берегу Желтых Вод и уже переправился было с правого берега на левый, но тут он узнал о грозившей ему опасности от козаков и поспешил переправиться обратно с левого на правый берег речки. У правого берега поляки ошанцевались, т. е. устроили укрепление [20], сбили возы в четыреугольник, вывели впереди себя на версту кругом вал и поставили пушки. Козаки, с своей стороны, подвинулись к Желтым Водам; они работали одни без своего гетмана, действовавшего в это время у Каменного Затона, куда прибыли реестровые козаки с своим вождем Барабашом
Скоро оказалось, что Потоцкий очутился в положении более чем критическом: впереди стояли козаки, справа шла речка Зеленая, приток Ингульца, параллельная Желтым Водам, слева тянулась балка Княжие Байраки, покрытая дремучим лесом, имеющая до 60 сажен глубины (при устье) прямого отвеса, замыкающаяся речкою Большим Омельником. Видя такое положение, Потоцкий приказал как можно сильнее укрепиться. Поляки сделали у левого берега Желтых Вод продолговатый круг; с южной стороны этого круга оставили вход и защитили его шанцами, в виде полукругов, внутренней стороной своей обращенных к полю. Всех этих шанцев было сделано 6 главных, по 3 с каждой стороны и въезжих ворот; они шли параллельно друг другу, образуя четыре шеренги укреплений; кроме того, было сделано шесть других шанцев, обращенных к укреплениям открытыми дугами, образующими как бы улицу, идущую от поля к главным окопам, по 3 с каждой стороны, один за другим банкетами; один из шанцев, у которого, кажется, был колодец, замыкал в конце улицы ворота. Таким образом все укрепление польского лагеря представляло из себя обширное колесо, заключавшее в себе 234 сажени с юга на север и несколько более этого с востока на запад [21].
Стратегическое положение войска Хмельницкого казалось выгоднее уже потому, что было прикрыто лесом и давало возможность козакам свободно отступать к своим.
Пространство между лагерями противников было не более 2 1/2 верст, так что они могли смотреть друг на друга.
Действия войны начались 4-го мая с прибытием Хмельницкого в лагерь. Прибыв в лагерь, Хмельницкий прежде всего послал через болото к Тугай-бею козака с просьбой поспешить к нему на помощь. Тугай-бей на просьбу Хмельницкого отправил незначительный отряд, ногайцев в тыл полякам. Настоящая битва открылась мая 5 дня; она продолжалась несколько дней с перерывами; под конец поляки принуждены были отступить от Желтых Вод на запад по направлению к балке Княжим Байракам. Но это отступление было роковым для них: поляки не подозревали, что в тылу их стоял Тугай-бей с татарами и что Хмельницкий, предвидя отступление их, послал в балку Княжние Байраки отряд пеших козаков и приказал им покопать там рвы и канавы. Это было 8 мая перед обедом;, поляки, повернув от Желтых Вод, добрались до Княжих Байраков. “Вдруг на горизонте поднялась пыль, потом зачернела толпа людей и, через несколько времени, воздух наполнился диким криком: то был Тугай-бей с татарами. Не уважая договора с козаками, ногаи бросились на панскмй обоэ; стрелы тучами полетели в лицо шляхте, пробивали насквозь и калечили и людей и лошадей;, поляки ускорили поход, но вошли в яр; и не могли сделатв шага; путь лежал через буераки, покрытые мелким лесом [22];. кезаки, забежав вперед, порыли землю, набросали дерева и каменьев, сделали дорогу совеем непроходимою, свернуть в сторону было невозможно, кони падали; возы погрузились в илистой земле. Тугай-бей побрал у поляков пушки, и начали татары палить на поляков из их же собственных орудий. Тогда поляки принялись с жаром копать вал, побросали ружья, устроились в четыреугольник, начали отбиваться саблями, деревьями, каменьями, но не помогла им отчаянная храбрость: татары, ударили на них с четырех сторон, перевернули их четыреугольник и сошлись в средине обоза с противоположных концов. Потоцкий полумертвый взят был в плен; за ним, кто остался жив, все положили оружие. Молодой храбрец скончался на другой день среди степи. Шемберга, Сапегу, Чарнецкого Хмельницкий отправил в Чигирин, тогда же занятый козаками. “Отце вам, панове, за тее, що не схотилы з козакамы-молодцями у мири житы: лучше вам булы жиды-збойци, ниж запорожци-молодци” [23].
“Летить орел понад хутор та по вітру в’єтця,
Ой там, ой там бідний козак з поляками б’єтця:
Ой годі вам, вражі ляхи, руську крівцю пити, —
Не єдин лях молоденький посиротив діти” [24].
Исходом Желтоводской битвы Хмельницкий обязан был сколько татарам, столько же, если не больше того, запорожским козакам, их военным силам, их искусству строить земляные укрепления, их арматам, вывезенным из Сичи, их мужеству и стойкости. Желтоводская битва, открывшая Хмельницкому дорогу в глубь Польши, имела для малороссийского народа почти то же значение, что Куликовская для великороссийского: здесь положен был конец игу Польши над Малороссией, и в этом деле главная заслуга принадлежит запорожцам.
Земляное укрепление близ сельца Николаевки
Земляное укрепление близ сельца Докторова
Земляное укрепление близ сельца Желтого
Земляное укрепление близ сельца Камчатки
Общий вид укреплений № 1-ый
Общий вид укреплений № 2-ой
Объяснения букв
A. Земл. укр. вокруг у основания от 100 до 200 саж.
кругом на вершине от 50 до 60 саж.
по откосу от верш. до осн. от 10 до 12 саж.
B. Земл.валы длина валов от 7 до 30 саж.
ширина валов от 2 до 5 саж.
Небольшие возвышен. до одной саж. над уровн., большая часть из них пашется.
Небольш. провалы до 2-х арш. глубины.
Небольш. кольцевидные возвышенности со впадинами внутри от 1/2 арш. до 2 арш. глубины.
От Желтых Вод запорожские козаки ходили за Хмельницким к Корсуню и тут участвовали в нанесении поражения, мая 26 дня, польским войскам, предводимым Николаем Потоцким и Мартыном Калиновским. Захватив до 80 знатных поляков в плен, запорожцы с насмешками и упреками спрашивали их, будут ли они снова ходить на Запорожье и будут ли снова добывать его, и видя, как они тряслись от холода, просили Хмельницкого выдать “панам” по кожуху. Летописец Величко, описывая Корсунскую битву, особенную дань отдает в этом случае запорожским козакам. “ПослЪ Желтоводской битвы Хмельницкій съ Тугай-беемъ оставался неподвижно три дня, приспособляя свой обозъ для наступающей войны съ коронными гетманами. Онъ приспособилъ водныя арматы для передвиженія ихъ по степи новымъ способомъ въ виду болЪе легкаго и скораго ихъ въ взаимной потребЪ передвиженія: онъ поставилъ каждую армату на два колеса и въ одну лошадь. Такъ онъ установилъ 26 арматъ и арматокъ и къ нимъ приставилъ лучшихъ стрЪльцовъ запорожскихъ, 500 человЪкъ спЪшивши и 300 человЪкъ оставивши на коняхъ для всякаго случая. И эти вновь назначенные пушкари также искусно стрЪляли изъ арматъ, какъ и изъ мушкетовъ” [25].
За услуги запорожцев при Желтых Водах и Корсуне гетман Хмельницкий отправил в Сичь, при своем письме, подарок низовым козакам: за одну хоругвь четыре хороших хоругви, за один бунчук два бунчука, за одну булаву две булавы, за одну пару простых котлов три пары прекрасных котлов, за три арматы шесть отборных армат; кроме того, за войсковое благодеяние 1000 битых талеров на войска да на божественную церковь и ее служителей триста талеров. Отправляя в Сичь эти подарки, Хмельницкий извещал кошевого атамана о своих победах над поляками при Желтых Водах и Корсуне, благодарил низовое войско за помощь и приязнь, оказанную в Сичи гетману, извещал о посылке гостинца 1000 талеров для рыцарства на пиво и клейнотов для низового войска, просил за успех войны воздать благодарение Господу Богу и не оставить своею помощью на будущее время, когда в Сичу прислан будет ординанс гетманский: “А хто зъ васъ есть охотнЪйший, тотъ и заразъ нехай прибуваетъ къ намъ до компании воинской” [26].
Запорожцы сочувственно отозвались на этот призыв Хмельницкого, и когда он, двинувшись от Корсуня, остановился станом при Белой Церкви, то при нем, по уверению летописца, “новоприбывшихъ запорожцевъ” было 2000 человек [27]. Запорожцы принимали участие в походах Хмельницкого и на Волынь; тогда к нему, по его зову, устремились дикие лугари и лесные гайдамаки с берегов Самары и Ташлыка [28].
Впрочем, было время, когда запорожцы не только не откликнулись на призыв Хмельницкого, а напротив того, сами выступали против него. Так было в 1650 году, скоро после Зборовского договора Хмельницкого с поляками, когда вся украинская масса, чаявшая больших благ от походов Хмельницкого против поляков, осталась недовольна как договором, так и самим гетманом. Тогда Хмельницкий сделался развенчанным кумиром в глазах толпы, и тут объявился какой-то неизвестный по имени, козак, который назвал себя гетманом Украйны и стал собирать под свои знамена запорожских козаков. Однако, действия этого “гетмана” были кратковременны: он был схвачен Хмельницким и обезглавлен [29]. Но вслед за ним явился другой гетман, некто Гуцкий, принявший звание козацкого вождя в самом Запорожье и уже успевший было собрать вокруг себя много недовольных Хмельницким людей. Но и Гуцкий действовал недолго: он был схвачен самими козаками и отправлен в Чигирин.
В 1651 году сам Хмельницкий показывал готовность уйти на Запорожье, когда находился в Паволоче и услыхал, что его союзник, крымский хан Ислам-Герай, отказался от союза с козаками и подвергнул его одного всем случайностям войны с поляками [30]. Впрочем, это желание осталось только лишь одним желанием, и когда Хмельницкий, после Белоцерковского трактата, также мало удовлетворившего козаков, вновь стал собираться, в 1653 году, походом против поляков, то к нему прибыло 9000 человек запорожцев из Сичи, особенно переполненной на ту пору народом, ушедшим на Низ в числе 12000 человек, вследствие случившегося на Украйне голода [31]. За год перед этим запорожцы оставили свою Сичу на Микитином Роге и построили Сичу на устье речки Чортомлыка, строителей которой был кошевой атаман Лутай [32]. Сюда и устремились голодные украинцы.
В 1654 году запорожские козаки оказали Хмельницкому и всея Малороссии огромную услугу тем, что разбили часть татар, грабивших украинцев по разным городам и селениям. Дело это, по словам летописца, произошло после того, когда крымский xaн, долго и напрасно ждавший Жванецкого с поляками трактата, бросился на Волынь и Полесье, разграбил там несколько городов, сёл и деревень, набрал много ясырю и ушел в Крым. Полный справедливого негодования, Хмельницкий узнал, что после отхода хана в Крым, часть его орды числом l5000 человек, угнавшаяся далеко в Литву, имела возвратиться назад мимо Киева. Тогда Хмельницкий, взяй с собой 9000 человек запорожцев, еще не отпущенных в Сичь и стоявший по квартирам возле Чигирина, и прибавив к ний 300 собственных козаков, бросился с ними к Белому городку, что возле Межигорского монастыря, и здесь, встретившись с ними в одном местечке, разбил на голову всех татар, упустил лишь какой-нибудь десяток человек, принесших о том известие хану. После этого, одарив козаков добычею и ясырем, Хмельницкий сам повернул в Чигорин, а козаков отпустил на Кош. С тех пор у Хмельницкого с ханом произошел полный разрыв вместо прежней дружбы и приязни [33].
Сражаясь в течение восьми лет за свободу и самостоятельность своей отчизны, Хмельницкий под конец убедился, что Малороссии одной не удержать своей самостоятельности, и потому счел за лучшее отдаться “в протекцию” могущественного государя и свое внимание остановил на русском царе, “восточном православной монархе”. Решившись на такое важное дело, Хмельницкий не хотел привести его в исполнение, не посоветовавшись предварительно с запорожскими козаками. С этой целью, возвращая 9000 человек запорожцев в Сичь, он написал письмо (декабря 26 дня, 1654 года) на имя кошевого атамана и всего низового войска и в нем просил дать ему совет и выразить по этому поводу свою волю. “На письмо наше, писанное нами еще прошлым летом к вашмостем, мосце панству, и касавшееся вопроса о протекции пресветлейшего и великодержавнейшего московского монарха, мы и по настоящее время не имеем никакого от вашмостей, мосце панства вашего, ответа. Теперь, отправляя к вам нарочного посланца, особенно желаем, чтобы вашмость, мосце панство, хорошенько вдумавшись в наше письмо, дали бы на него через нашего посланца окончательный и решительный ответ к ваше мнение. Так как мы не без воли и совета вашего, нашей братии, подняли и всю тяжесть войны с поляками, то мы не желаем без вашего совета и воли затевать такое большое дело, как вопрос о протекции московской. И хотя’ мы, после совета с старшиной нашей, заявили уже голос наш его царскому пресветлому величеству и самодержцу всероссийскому, однакоже без вашего ведома и вашей воли я не окончу этого дела. Постарайтесь же, вашмость, мосце панство, без дальнейшего откладывания, окончательный дать нам на наше обширное письмо ответ, которого мы так усердно желаем”. В заключение письма Хмельницкий извещал запорожцев о посылке им гостинца в 1000 битых талеров и просил принять благосклонно его подарок.
Получив это письмо, запорожцы политично отвечали Хмельницкому, что московская протекция дело хорошее и весьма желательное, но только, при заключении условий с Москвой, нужно смотреть за тем, чтобы от того ,не вышло чего-нибудь “шкодливого” для отчизны украинской и чего-нибудь вредного правам и вольностям козацким.
“Яснєвельможный мосце пане, Зиновій Хмельницкій, гетмане войска запорожскаго и всей Украйны малороссійской, брате и добродЪю нашъ. На обширное ваше гетманское письмо, писанное къ намъ прошлыиъ летомъ, мы не дали вамъ отвЪта до сихъ поръ потому, что ваша гетманская мосць, со всЪм козацкимъ войскомъ, оставались все лЪто в Польше и на ПодолЪ подъ Жванцемъ, въ чеьъ усердно просимъ извиненія вашей гетманской мосци. НынЪ же, отвЪчая на ваше гетманское помянутое письмо, объявляемъ, что мы совершенно поняли его не только познали, но и ясно своими глазами увидЪли, что теперь намъ съ поляками, как съ змЪей, имЪющей отсЪченный хвостъ, отнюдь невозможно сойтись и стать въ прежнюю пріязнь. Поляки, будучи виновниками всему злу и достаточно насмотръвшись, сколько въ теченіе шестилЪтнихъ военныхъ дЪйствій, какъ въ ихъ собственной коронЪ, такъ и въ нашей малороссійской УкрайнЪ, развЪяно пепла отъ людскихъ поселеній и сколько побито на войнЪ и лежитъ на поляхъ человЪческихъ костей, поляки, не смягчая своего гнЪва на насъ, до сихъ поръ, при вопросЪ объ утвержденіи нащихъ правъ и свободы, не могутъ прийти къ прежней пріязни и згодЪ, Потому не совЪтуемъ и вамъ съ этого времени заботиться о пріязни къ полякамъ, ,а мысль вашу объ отдачЪ всего малороссійскаго народа, по обЪимъ сторонамъ ДнЪпра живущаго, подъ протекцію великодержавнЪйшаго и дресвЪтлЪйшаго монарха россійскаго принимаемъ за достройную вниманія и даемъ вамъ нашъ войсковой совЪтъ, не оставляя этого дЪла, привести его къ концу, къ наилучшей пользЪ нашей малоррссійской отчизны и всего запорожского войска. И когда будете писать вы пакты, то извольте, ваша гетманская мосць, сами усердно досматривать, чтобы въ нихъ не было чего-нибудь лищняго и отчизнЪ нашей шкодливаго, а предковЪчнымъ правамъ и вольностямъ нашимъ противнаго и неполезнаго. Мы достовЪрно знаемъ, что великодержавнЪйший и пресвЪтлЪйшій монархъ, самодержецъ всеросійскій, какъ православный царь, прійметъ охотно и ласково насъ, яко чадолюбивый отецъ своихъ сыновъ, въ томъ же святомъ православіи непоколебимо стоящихъ, подъ свою кръпкую протекцію, не требуя отъ насъ никакихъ даней и платежей въ свою монаршескую казну, исключая нашей войсковой службы, за что мы, по мЪрЪ нашихъ силъ, всегда будемъ готовы идти противъ его монаршихъ непріятелей. Еще недавно, прошлымъ Филлипповскимъ постомъ, одинъ царскій дворянинъ Никита Харлампіевъ, проЪзжая изъ московской столицы въ Крымъ для выкупленія изъ бусурманской неволи своихъ кровныхъ и находясь в запорожской Сичи, купилъ у насъ за 900 золотыхъ трехъ татаръ. Этотъ дворянинъ слыхалъ отъ многихъ князей и бояръ, близкихъ къ царскому величеству, что его царское пресвЪтлое величество всей душой желаетъ имЪть насъ, войско запорожское, со всЪмъ народомъ украинско-малороссійскимъ, въ своемъ союзЪ и въ протекціи монаршей, только не желаетъ о томъ объявлять, чтобы не подать повода полякамъ разорвать существующего мира. Мы, все войско низовое запорожское, совЪтуемъ твоей ясной гетманской мосцЪ в не откладывать того важнаго дЪла, устроить его къ пользЪ всЪхъ насъ и отчизны нашей малороссійской и привести к концу его возможно лучше, сообразно давней пословицЪ — чинь мондре, а патршъ конца [34] и остерегаясь того, чтобы поляки, провЪдавъ о томъ, не устроили бы своими хитростями какой-либо препоны. Дякуемъ при семъ усердно твоей ясной гетманской мосцЪ за гостинецъ, тысячу битыхъ талеровъ, намъ присланныхъ, и обЪщаемся отслужить вамъ за нихъ при первой оказіи. А на этотъ часъ и на всякое время желаемъ вашей гетманской мосцЪ, со всЪмъ войскомъ и Украйною, нашею отчизной, многолЪтняго добраго здоровья и счастливаго поваженія. Писанъ въ Сичи запорожской, генваря 3 дня, року 1654” [35].
После присяги Хмельницкого и всего украинского населения московскому царю возник вопрос и о присяге царю войска запорожских низовых козаков. Но запорожцы от присяги почему-то хотели уклониться; сам гетман отвечал по этому поводу в Москву (в марте месяце 1654 года), что “запорожсюе козаки люди малые, и то изъ войска перемЪнные, и тЪхъ въ дело почитать нечего” [36]. В это же время, т. е. в 1654 году, на Украйне после присоединения Малороссии к Великороссии, возникла сильная партия, нежелавшая стать в подданство московского государя. Из замечательных лиц козацкого сословия к этой партии принадлежал Иван Сирко, впоследствии знаменитый кошевой атаман запорожских козаков; не желая оставаться на Украйне, Сирко скоро покинул ее и ушел в Запорожье [37].
Тем не менее, гетман Богдан Хмельницкий в конце апреля месяца 1654 года послал в Сичь список со всех жалованных украинскому козачеству и малороссийскому народу монарших грамот на его древние права и вольности, дарованные при великих князьях и польских королях. Запорожцы, получив письмо гетмана, отвечали ему, мая 3 дня, что они очень рады слушать речь “о закрЪпленіи и подтвержденіи превысокимъ монархомъ стародавнихъ правъ и вольностей войска малороссійскаго народа, воздають хвалу и благодарность пресвятой ТроицЇ и поклоняемому Богу и нижайшее челобитствіе пресветлейшему государю”, но вместе с тем просят гетмана прислать им подлинники пактов “для доскональнаго видЪнія” [38].
В конце концов, однако, Москва настояла на том, чтобы запорожцы, несмотря на то, что они “малые люди”, присягнули на верность московскому государю [39].
В наставшую после присоединения Малороссии к Великой России войну русских и козаков с поляками и их союзниками татарами запорожцы верно служили гетману Богдану Хмельницкому и царю Алексею Михайловичу. Так, в 1654 году, мая 11 дня, кошевой Пашко писал писарю Богдана Хмельницкого Ивану Виговскому, что мурза Большого-ногая Келембет с товарищами и татарами перевозились ниже Тавани с черкасской стороны на татарскую и пошли вверх по Днепру к Молочным Водам. Июня 11 дня Иван Виговский писал тому же кошевому атаману в Запорожье письмо с просьбой поймать “доброго” татарина и прислать его в обоз, в местечко Межирич Корсунского полка, чтобы узнать от него, куда намерен пойти крымский хан и сколько он пошлет людей польскому королю. Сам Богдан Хмельницкий в тот же день писал письмо царю Алексею Михайловичу с извещением о том, что ногайцы с очаковцами, перекопцами и белогородцами перешли на правую сторону Днепра и хотят помогать ляхам, набегают на украинские города, хватают по полям людей и что по этому поводу он, гетман Богдан Хмельницкий, послал грамоту запорожцам бить татар, а также узнать от крымских языков об истинных намерениях хана [40]. Быть может, в связи с этим приказанием Богдана Хмельницкого стоит известие турецкого путешественника Эвлия-эфенди о неудачной попытке запорожских козаков взять турецкий город Варну, когда они высадились близ этого города, но были разбиты Малек-Ахмет-пашой. В 1656 году этот же caмый Малек-Ахмет выгнал запорожских козаков, из Очакова, который они пытались захватить в свои руки [41]. Июня 10 дня 1657 года Богдан Хмельницкий извещал московского царя, что в виду соединения татар с поляками в Запорожье послан указ, чтобы запорожцы, взяв Бога всемогущего на помощь и после молитв пресвятой Богородице, чинили бы промысл над Крымом [42].
Примечания:
- Величко, Летопись, Киев, 1878, I, 29; Акты южной и западной России, III, 167.
- Памятники киевской комиссии, т.1, отд.III, 18.
- Буцинский, О Богдане Хмельницком, Харьков, 1882, 38.
- Костомаров, Богдан Хмельницкий, I, 1884, 253.
- Костомаров, Богдан Хмельницкий, Спб., 1884, I, 254.
- Величко, Летопись, Киев, 1878, I, 32—43; Грабянка, Летопись, Киев, 1859, 40; Памятники киевской комиссии, 1, от. III, 10,21.
- Памятники киевской комиссии, т.1, от.III, 19.
- Памятники киевской комиссии, т.1, от.III, 18.
- Величко, Летопись, Киев, 1848, I, 44.
- Летопись, Грабянки, Киев, 1854, 41.
- Величко, Летопись, Киев, 1848, I, 49.
- Майдан с тюркского ва русский значит “лужайка, площадь”: Наливкин, Русско-capтовский словарь, Казань, 1884, 83.
- Сагайдакер — стрелок аз лука; это название усвоено от слова “сагайдак”— дикий козел, кожей которого обтягивали колчан, где хранились стрелы.
- Величко, Летопись, Киев, 1848, I, 48—54.
- Желтые Воды и Княжме Байраки в теперешнем Верхнеднепровском уезде, Екатеринославской губернии. Что под Желтыми Водами разумеется не балка Днепра, а степная речка, это видно из письма самого Хмельницкого к царю Алексею Михайловичу, писанного 8 июня, 1648 года: “Господь Богъ помогъ намъ одолЪти (поляковъ) на Желтой ВодЪ, въ полЪ, посередъ дороги запорожской”. Акты южной и западной Россия, III, 207,216,281.
- Немецкая пехота и драгуны — те же русские, только одетые немцами.
- Акты южной и западной России, III, 185.
- Летопись Грабянки, Киев, 1854, 42.
- Мышецкий, История о козаках, Одесса, 1852, 7; Акты южной и западной России, III, 207,216,281.
- По точному определению Мариана Дубецкого, под 48°29′ северной широты и 51°20′ восточной долготы: [Dubecki], Rozprawy i sprawozdania, Krakow, 1880, tom.XII.
- Dubecki, Rozprawy i Sprawozdania, Krakow, 1880, tom.XII.
- Это несколько неточно: по балке Княжим Байракам рос и теперь растет крупной породы лес.
- Костомаров, Богдан Хмельницкий, Спб., 1884, I, 283, III, 336; Акты южной и западной России, III, 281.
- Антонович и Драгоманов, Исторические песни мал. нар., Киев, 1874.
- Величко, Летопись, Киев, 1848, I, 65.
- Величко, Летопись, Киев, 1848, I, 75.
- Величко, Летопись, Киев, 1848, I, 91.
- Костомаров, Б. Хмельницкий, I, 365.
- Памятники Киевской комиссии, II, 20.
- Костомаров, Богдая Хмельницкий, II, 394.
- Костомаров, Богдан Хмельницкий, III, 89.
- Акты южной и западной России, XI, 13.
- Величко, Летопись, Киев, 1848, I, 165.
- То есть, “делай мудро, но смотри конца”.
- Величко, Летопись, Киев, 1848, I, 167—170.
- Акты южной и западной: России, X, 442.
- Historia panowania Jana Kazimierza, Poznan, 1840, I, 182.
- Величко, Летопись, Киев, 1848, I, 183—185.
- Чтения московского общества история и древн., 1848, № 6, 43.
- Акты южной и западной России, X, 599,668,670.
- Записки одесского общества истории и древностей, VIII, 172.
- Акты южной и западной России, XI, 713.
