Характеристика двух важных деятелей времени – Сирка и Самойловича.- Приход короля Яна Собеского в Западную Украйну и замешательство между старшиной и козацкой массой в восточной Украйне.- Действия короля и его воевод против татар под Жорнищами, Немировым, Чигирином и Паволочью.- Гибель Нурредин-салтана и бегство его войска от поляков.- Доносы Самойловича на Сирка в Москву.- Оправдательное посольство Сирка к царю.- Отказ царя в просьбах Сирка.- Сношения Сирка с польским регимантарем Мондреевским и королевским послом Завяшею.- Рассказ об этом самого Сирка и царского посла Перхурова.- Поход Сирка под Перекоп вместе с князем Каслулатом Муцаловичем, стольником Леонтьевым, стрелецким головой Лукашкиным, донским атаманом Минаевым, киргизским мурзой Мазаном.- Рассказ о том же походе Сирка в Крым Самойлом Величком.
Открытое обращение Яна Собеского к Ивану Сирку за помощью для совместной защиты Правобережной Украйны от мусульман сразу подняло на ноги противника Сирка, гетмана Самойловича, и заставило его подозревать кошевого атамана в неверности русскому царю. Снрко и Самойлович были бесспорно самыми сильными людьми своего времени и типичными выразителями воли управляемого ими народа. Оба они были верными слугами московского царя, оба по-своему любили свою родину, оба в той или другой мере ненавидели турок, татар и поляков, но оба же они столкнулись на одном и том же пункте и различно высказались о средствах для спасения родины, и между ними возгорелась неугасимая вражда. Самойлович был человек властный и честолюбивый: он лелеял в душе мысль о владычестве над всей Украйной и Запорожьем. Не встречая противоречия на пути своих стремлений в Левобережной Украйне, Самойлович, однако, нашел большое препятствие в виде независимой и сильно организованной общины, Запорожья и его представителя, весьма популярного и весьма влиятельного кошевого Сирка. Сирко был также человек властный, хотя и менее честолюбивый, чем Самойлович; он не прочь был и от того, чтобы взять в свои руки гетманскую булаву. Мужественный, неустрашимый, свободолюбивый, страстный, горячий, Сирко не признавал притязаний Самойловича и открыто питал к нему чувство вражды и неприязни. Но, кроме этого, был и другой пункт, на котором так резко расходились кошевой и гетман: гетман благо для своей родины, а главным образом для себя, видел в полном подчинении себя и Украйны Москве; Сирко залогом блага для родины считал независимость Запорожья от украинского гетмана и московского царя: за царя, за веру отцов Сирко готов был сражаться против всех врагов и во всякое время, но в то же время он мужественно отстаивал и самостоятельное положение своего низового запорожского войска. Но так как сношения запорожского войска с Москвой производились через гетмана, то последний нигде не упускал случая, чтобы бросить тень подозрения в неверности русскому царю кошевого Сирка. Гетман Самойлович беспрестанно писал донос за доносом в Москву на Сирка, указывал на неверность кошевого царю и собственную преданность русскому престолу. Сирко старался всячески оправдать себя в глазах царя н старался доказать, что, сносясь с польским королем, крымским ханом, гетманом Дорошенком, он все же может оставаться и пребывать верным русскому царю.
Но намерение польского короля идти в Правобережную Украйну обеспокоило не одного Самойловича: оно взволновало и все население Украйны правой стороны Днепра. Видя наступление польских войск, жители вообразили, что король идет с тем, чтобы взять у русского царя Киев и вместе с Киевом всю восточную Украйну. Все чувствовали какую-то тревогу и ожидали необыкновенных событий. Но события эти не выходили из ряда обыкновенных дел. Действие открыли, прежде всего, татары.
Января 13 дня 1675 года кошевой Иван Сирко послал через аапорожцев Яковлева и Лохвицкого письмо Ивану Самойловичу и в этом письме сообщал разные вести гетману: о приготовлении крымского хана к походу, о намерении Нурредин-салтана и Ширим-бея идти в Белогородчину на оборону волынской земли и турецкой границы; о приглашении запорожцев со стороны калмыков воевать Крым и о возвращении с Низа запорожского товариства и о распущении его, вследствие изнурения лошадей и недостатка в пропитании, в город для прокормления [1]. Несмотря на это, гетман Самойлович через московского подъячего Михайлова доносил царю, что к нему, гетману, пришла подлинная весть о Сирке, который, будто бы, собирался идти разорять те самые русские города, которые разорял вор и богоотступник Стенька Разин, и не исполнил своего замысла единственно потому, что в том старшина запорожская помешала ему. Теперь же он несомненно собирается к польскому королю и уже писал к нему, как король укажет идти к нему, пехотой ли, конницей ли и с пушками или без пушек [2]. Клевеща на кошевого царю, Самойлович в то же время посылал самые дружеские письма Сирку в Сичу. Так, отправляя назад запорожского козака Лохвицкого, гетман писал письмо кошевому в всему низовому товариству и, выражая в нем свои прежние знаки к ним расположения, советовал не доверять дружбе ляхов и воевать турок и укорял Сирка за то, что он не помнит доброты гетмана и питает к нему вражду: “Лучше любовь имЪть, нежели питать недружбу: любовь доброе между людьми умножаетъ, а несогласiе все развЪваетъ и ни во что обращаетъ. О КелебердЪ, которую просилъ себЪ господинъ кошевой, пусть не теряетъ надежды: если онъ пожелаеть жить съ нами въ городахъ, то для него не только это мЪстечко, но и другiя найдутся, и такъ какъ въ КелебердЪ нЪтъ еще никакого устройства, то объ ней нечего и убиваться особенно. О Переволочномъ перевозЪ долженъ вамъ сказать, что одну половину его доходовъ будеть вамъ доставлять полтавскiй нолковникъ, а другую оставлять на нолковыя надобности. Пусть онъ, кошевой Сирко, не претендуетъ на насъ и за то, что мы удержали у себя до царскаго указа королевскихъ пословъ, Ъхавшихъ нзъ Сичи, и провожавшихъ тЪхъ пословъ запорожцевъ: живя подъ властью монарха, мы должны дЪлать то, что ему, какъ Богу, угодно. Впрочемъ, пословъ вашихъ мы держимъ не въ заключенiи, а во всякомъ довольствЪ, и для нихъ лично, и для ихъ лошадей даемъ пропитанie и кормъ. Когда придетъ царскiй указъ, то мы готовы отпустить ихъ туда, куда будеть приказано намъ” [3].
Но задержка Самойловичем польских послов не могла остановить короля в предположенном им походе на Правобережную Украйну для борьбы с мусульманами. Король вышел с начала года, в глубокую и холодную зиму, в Правобережную Украину для борьбы с гетманом Дорошенком и его союзниками татарами, над которыми предводителями были Нурредин и Хаджи-Герай. При короле были: князь Димитрий Вишневецкий, воевода Станислав Яблоновский, полковник Александр Поляновский, гетман Николай Сенявский, полковник Михаил Ржевуский и гетман литовский князь Михаил Радзивилл. Первые три весьма удачно действовали против татар и козаков пвд Жорнищами и Немировом; последние три — под городом Чигирином и местечком Паволочью. У Паволочи Нурредин-салтан был убит, а его четырехтысячное войско бежало; самое местечко Паволочь было осаждено князем Радзивиллом с трехтысячным отрядом войска и после жестокого приступа отдалось на милость короля. После взятия Паволочи вождь запорожских казаков Иван Сирко, прославившийся в борьбе с татарами, волею польского короля, объявлен был главнокомандующим (“dictator”) запорожсквгв войска, причем ему посланы были войсковые знаки. Так передает об этом событии летописец Ян Юзефович [4]. По другим указаниям, при взятии Паволочи было 800 человек каних-то козаков; из них польский король образовал потом особый корпус, раздал им жалованье и платье и назначил за “гетмана” Ивана Сирка. Но и тут все-таки ясных указаний не имеется на то, чтобы Сирко был при осаде Паволочи [5]. Историк польского народа Шмидт говорит, что польский король Ян Собеский, желая поколебать значение Дорошенка, объявил “атаманом” вместо него Ивана Сирка, и Сирко в конце апреля месяца напал под Злочовым на отряд союзных Дорошенку татар и разбил иу [6].
В начале марта через гетмана Самойловича препровождено было, на имя кошевого Сирка, запорожскому войску царское жалованье — 500 червонцев, 150 половинок анбургского и польского сукна, 50 пудов свинцу и 50 пудов пороху; а в начале апреля того же года гетман писал жалобу на кошевого Сирка воеводе князю Григорию Григорьевичу Ромодановскому, в котором называл Сирка тайным недоброжелателем русского царя и явным сторонником польского короля: “ИзвЪщаю тебя, благедЪтеля моего, что давній врагъ, Сирко, на сырной недЪлЪ присылалъ кь намъ писаря своего съ нЪкоторыми товарищами войска, подъ предлогомъ требованія запасовъ, а въ действительности для развЪдки о поведеніи нашихъ полковъ и о мЪстЪ нахожденія польскихъ вайскь. А про то, что всегда говорилъ Сирко, мнЪ самъ нисарь, по сэвЪсти, сказалъ и своею рукой на бумагЪ написалъ, а именно: Сирко служить МосквЪ не помышляегь и что-де присягалъ онъ въ МосквЪ поневолЪ, а какъ родился за ляхами, такъ и умереть хочетъ за ними. А что освободили его изъ Сибири, те онъ о томъ никого не просилъ, да, кромЪ того, у него съ нЪсколькими людьми была и такая мысль, чтобы самимъ оттуда уйти. А что онъ, помимо гетманскаго вЪдома, выпросилъ себЪ мЪстечко Келеберду, то онъ недаромъ того добивался: если бъ только онъ могъ туда войти, то у него было бы прямое убЪжище. Было и есть у Сирка намЪреніе заодно действовать съ ляхами, но только войско съ нимъ въ томъ не соглашается, а что до пущенной имъ молвы о приходЪ въ нашу Украйну ляховъ, то это онъ дЪлалъ для того, чтобы склонить на свою сторону Полтавский полкъ. НапослЪдокъ онъ войску такъ сказалъ: “Хотя-де въ десяти коняхъ поЪду, а буду тамъ”. И я, гетманъ, зная непостоянство Сирка, посылалъ нарочныхъ посланцевъ къ запорожскимъ козакамъ, совЪтуя имъ держаться нашего государя и быть со мной въ добромъ совЪтЪ. А онъ собака, отписалъ мнЪ листъ, какъ къ безумному, — тотъ листъ посылаю твоей милости и прошу о возвратЪ его мнЪ обратно; а что до его угрозъ, то объ нихЪ совЪстно и писать твоей милости: грозитъ поднять орду, произвесть бунты и замЪшаніе. И несмотря на все это, вновь посылаетъ кь царскому величеству, чтобы ему дали войска, въ особенности позволили бы набрать калмыковъ и призвать ихъ въ Запорожье. Увидишь, твоя милость, что онъ взявъ калмыковъ, минетъ Крымъ. Да и самозванца онъ держалъ потому, что, надЪясь на калмыковъ, съ которыми большое знакомство ведетъ, думалъ идти къ Астрахани и къ Сибири. Моя мысль такова, чтобы калмыковъ тЪхъ вручить или кому-нибудь на Дону, или твоей милости, или харьковскому полковнику,— оттуда съ ними надежнее будетъ промышлять Крымъ, нежели изъ Запорожья… О всемъ томъ писарь Сирка, рассказавъ мнЪ, просилъ меня, чтобы я не ославилъ его въ этомъ дЪлЪ, а что обЪщался мнЪ и впредь тайно извЪщать обо всемъ” [7].
Совсем иное говорили посланцы Сирка, полковник Грицько Минченко и 41 человек товарищей, прибывших в Москву мая 2 дня. Послы передавали, что когда, по выезде из Сичи, они прибыли в Батурин, то гетман, осердясь на Сирка за то, что кошевой прежде отправления своих посланцев, писал ему, гетману, о присылке в Сичу жалованных на Келеберду и Переволочный перевоз царских грамот и об отдаче запорожцам взятых Ханенком армат, задержал посланцев у себя полторы недели, не дав им листа к царю и не послав Сирку жалованных грамот. Относительно сношений Польши с Запорожьем кошевые посланцы передали то, что польский король четыре раза присылал зимой на Кош к Сирку с приглашением идти к нему в обоз, но Сирко всякий раз отказывал королю тем, что без указа царского величества идти к нему не смеет. Этот ответ Сирко давал через королевских посланцев, но своих он никогда к королю не посылал; не посылал он к королю и тех двух чечельничан, которых задержал было в Батурине и которые добровольно пришли с королевскими послами; не получал Сирко и жалованья от короля Яна Собеского, только от умершего короля Михаила Вишневецкого козаки получили 1 000 ефимков, а больше того не бывало. Не сносился Сирко и с Дорошенком, да и Дорошенко к Сирку никого не присылал. Сирко только и сделал то, что после Рождества Христова, в мясоед, посылал с 300 человек пехоты и несколькими человеками конницы, под начальством полковников Миска да Волошенка, под турецкий город Очаков, что сидит над Лиманом; те полковники, взяв стада под Очаковым, вернулись на Кош перед сырной неделею. Да в Филиппов пост приходило к Сирку калмыков 100 человек, посланных от тех, которые стояли на Молочных Водах, в 100 верстах от Сичи, но Сирко с ними никуда не ходил, во-первых, потому что лошадей не было, а во-вторых, потому, что послать было некого: войско разделилось пополам и стояло врознь. Сирко дал калмыкам хлеба и соли и отпустил их с Коша. Ко всему этому посланцы прибавили еще то, что когда прошлой весной возвращался из Украины Калга-салтан в Крым, то в 60 верстах ниже Сичи, на Тавани [8], запорожцы разбили его и большой ясырь и намет у него отбили, и тот намет гетману в подарок отослали. Запорожцы и теперь бы большую помеху туркам чинили, своим войском на море беспрестанно ходили б, но у них больших челнов на то нет; есть суда малые, в которых, для собственной нужды, может сесть самое большее 10 человек, но теми судами в море ходить нельзя, держатся же они только для рыбной ловли и для всякого хоромного и дровяного припасов [9].
Вслед за Грицьком Минченком послан был Сирком лист царю через Грицька Дробиненка, прибывшего в Москву мая 3 дня. И тут Сирко уверял царя в своей преданности к нему. “Божіею милостію, великому государю царю и великому князю Алексию Михайловичу вЪрные слуги войско запорожское днЪпровое, кошевое, верховое, низовое, будучее на поляхъ, на лугахъ, на полянкахъ и на всЪхъ урочищахъ днЪпровыхъ и полевыхъ, и морское, кошевой атаманъ Иванъ Дмитріевичъ Сирко, старшина и чернь, вашему царскому пресвЪтлому величеству многолЪтія и одолЪнія надъ непріятелями и вашимъ царскаго пресвЪтлаго величества наслЪдникамъ оть всесильнаго Христа Спаса оть вЪрной службы нашей усердно желаемъ и нижайшія наши поклоненія до лица земнаго, падши передъ вашимъ царскимъ пресвЪтлымъ величествомъ, сотворяемъ. Въ нынЪшнемъ 1675 году, марта 8 дня посылаемъ мы изъ Коша нашихъ товарищей Грицька Дробиненка и Федьку къ вашему царскому пресвЪтлому величеству, объявляя вамъ, что его королевское величество въ третій раз пишетъ намъ о томъ, чтобы мы шли къ нему на службу и чинили бы общій на бусурманъ промыселъ. Но мы, вЪрно служа вашему величеству, без указа вашего величества не идемъ, а будеть на то указъ, тогда идти готовы. Да чрезъ этихъ же посланцевъ нашихъ бьемъ челомъ вашему величеству прислать намъ въ Запороги 20000 войска, кромЪ того просимъ послать донскому войску и калмыцкому тайшЪ Аюку указъ о присоединеніи къ намъ для общаго промысла надъ крымскими улусными людьми, а гетмана направить въ Крымъ Муравскими шляхами. И какъ придетъ къ намъ на Кошъ гетманское войско, то мы тотъ же часъ пойдемъ единодушно за вЪру православную и за церкви божіи чинить промысел на Крымъ и на крымскіе улусы. ИмЪемъ подлинную вЪсть, что вся воинская орда пошла на помощь къ турскому султану, а коль скоро ханъ услышалъ бы о нашемъ выходЪ, то онъ тотъ часъ же покинулъ бы чужую и вернулся въ свою землю. Бьемъ челомъ вашему величеству и о пушкахъ, порохЪ, ядрахъ, о всЪхъ нашихъ прямыхъ кдейнотахъ и в войсковыхъ коняхъ, которые забралъ гетманъ Иванъ Самойловичъ у Михаила Ханенка, теперь держитъ у себя и не возвращаетъ ихъ намъ въ Кошъ. Да чтобы ваше царское пресвЪтлое величество пожаловали насъ перевозомъ въ ПереволочнЪ, котораго намъ не дали. Просимъ и о морскихъ челнахъ, сколько ихъ есть готовыхъ, чтобы они присланы были намъ въ Переволочну. Смилуйся, великій государь, не презри насъ, вЪрныхъ слугъ своихъ, своимъ милостивымъ окомъ. При семъ нижайшіе услуги наши вашему царскому величеству премногую милость отдаемъ. Данъ съ Коша надъ Чортомлыкомъ въ ныньшнемъ 1675 году, марта въ 4 день. Вашему царскому пресвЪтлому величеству вЪрные нижайшіе слуги кошевой атаманъ Иван Сирко со всЪм войскомъ запорожскимъ до лица земного челомъ бьемъ” [10]. В мае месяце того же года Сирко снова написал лист царю, в котором просил великого государя взять его, Сирка, окруженного в Сичи опасностями, из Запорожья и позволить жить, с женой и детьми, “в прежнем дому своем, в Мерефе” [11].
На этот лист царь, настроенный наветами гетмана Самойловича, отвечал Сирку полным отказом по всем пунктам его просьбы: к польскому королю не ходить, а идти одному с козаками на море; о клейнотах не хлопотать, потому что клейноты те вручены польским королем Ханенку, а Ханенко их передал Самойловичу; а о Келеберде и Переволочанском перевозе узнать от гетмана, который ответит Сирку по своему рассмотрению; ни о царском войске, ни о донском козачестве, ни о калмыцком тайше не просить, — калмыцкие тайши, вместе с черкасским князем Каспулатом Муцаловичем, ногайскими и едисанскими ордами, особо от Сирка, пойдут на крымские улусы, а сам гетман, соединясь с князем Григорием Ромоданевсним, пойдет против турского султана и крымского хана. Наконец, тут же царь внушал Сирку и то, чтобы впредь из Запорожья являлось в Москву не полтораста, не сто и не сорок человек посланцев, а всего лишь десять человек, лишние же будут кормиться в Москве на свой счет [12].
После этого не мудрено, что Сирко не исполнил одного из приказаний царя, — прекратить сношения с польским королем: мая 13 числа, того же года, писал Сирку из Межибожья коронный региментарь Андрей Мондреевский письмо, в котором извещал, что, услышав от господина Стремежского, бывшего с Сирком на подъезде, о походе Сирка на оборону веры христианской, на защиту престола королевского и на побеждение гордости бусурманской, он, Мондреевский, тот же час о дву-конь известил короля о двукратной победе Сирком неприятелей и об освобождении им многих полоняников [13] из неволи и в заключение приглашал его приехать с товарищами к королю, за что обещал ему самому большую милость и вечное воздаяние от короля, а всем его товарищам “барвы”, т. е. платья богатые, и довольство во всем; место, куда бы Сирко мог приехать к нему, Мондреевский назначал городки Бар и Деразну. К этому письму приложено было другое письмо к тому же Сирку и от того же лица. В нем, от 5 июня, региментарь извещал Сирка, что к нему отправлен, на услугу, сотник и товарищ Мондреевского с десятью хоругвями, которым Сирко может приказать присоединиться к себе у Олатычева и Брагилова. Но так как эти хоругви представляют из себя пехоту и Сирко оттого не требует сотника к себе, то поэтому Мондреевский просил Сирка, чтобы он прислал к нему на подъем кошевое войско, потому что врагов сойдется далеко не столько, как предполагалось, а несколько десятков тысяч, да и к тому же пешее войско всегда удобнее оставлять при крепости, а конным делать нападение на неприятеля. А если бы самому Сирку захотелось осадить пехотой Винницу, хотя бы со стороны Седлища, то там такую всегда можно будет приманить, лишь бы о том господину Стахорскому, где бы он ни был, сказать [14].
В самом конце месяца мая гетман Самойлович известил царя, что кошевой Сирко принимал у себя в Сичи посла польского короля Яна Собеского ротмистра Ивана Завищу и, отпуская его от себя, под видом того, чтобы проводить посла из Сичи, взял с собой немалую часть войска и вышел в степь, но тут войско, видя, что он замыслил идти к королю, остановилось и, выбрав себе другого старшого, вернулось в Сичь; Сирко же, с небольшой, но верной ему дружиной и польским послом, направился к королю [15]. Однако, это известие гетмана оказалось не совсем верным, в чем уверяли сами запорожцы письмом на имя царя. По славам запорожцев и их наказного атамана Ивана Брекала, дело происходило так: апреля 21 дня козаки принимали у себя московского посла Василия Перхурова, привезшего им царское жалованье — 500 червонцев, 150 половинок сукна, 50 пудов свинцу и пороху и держали у себя царского посла с 21 апреля по 1 июня; задержали же они посла потому, что поджидали к себе кошевого Ивана Сирка, а почему и как Сирко вышел из Сичи, козаки объясняли так: весной на святую четыредесятницу приезжал к ним польский посол Иван Завиша, приглашая козаков на службу к польскому королю, но войско от предложения отказалось и послало с тем послом к королю двух своих козаков; обо всем этом войско известило и гетмана Самойловича. Дело произошло апреля 12 дня; в этот же день Сирко, взяв с собой часть конного войска, пошел в поля за Буг для добычи и языка; разгромив за Бугом орду, Сирко расположился там станом с отрядом несколько более двухсот человек и поджидал случая, чтобы вновь напасть на врагов. В это самое время и прибыл царский посол Василий Перхуров; запорожцы, со дня на день поджидая Сирка в Сичи и не дождавшись его, решили наконец не удерживать больше посла в Запорожье и отправили его от себя июня 1 числа, обещаясь известить царя о приходе Сирка в Сичу и о всех вестях, которые он привезет с собой [16]. Сам Сирко, вернувшись в Сичу, писал обо всем, что с ним произошло по выходе из Запорожья на Буг, к боярину князю Ромодановскому следующее письмо: “АпрЪля 12 числа вышелъ я изъ Коша, съ частью конныхъ козаковъ, не для, чего иного, какъ для того, чтобы чинить промыселъ надъ турками и татарами и узнать обо всЪхъ ихъ замыслахъ. Пробывъ несколько въ КугманЪ и въ другихъ обыкновенныхъ местахъ, гдЪ обращаются непріятели, я однимъ погромомъ шестью (sic) орду разгромилъ и 1000 человЪкь христіанского ясыря изъ неволи освободилъ потомъ узнавъ, что присланный турецкимъ султаномъ Ибрагимъ-паша отъ ДнЪстра къ Рашкову перешелъ, а крымскій ханъ у Чернаго-острова сталъ и оба вмЪстЪ подъ Кіевъ положили идти, я ни мало, не медля, на Кошъ повернулъ. Идя полемъ близъ рЪки Великаго Ингула, я наткнулся на крымскую орду и на городчанъ къ Дорошенку шедшихъ; тутъ божьей помощью и счастьемъ великаго государя, я ихъ всЪхъ разбилъ и языкавъ взялъ; тЪ языки сказали мнЪ, что они шли къ ханову сыну, который стоялъ при ДорошенкЪ съ 500-ми татаръ. Пришедъ же на Кошъ іюня въ 16 день, я обо всемъ твоей княжей милости подробно написалъ. А прежде моего прихода на Кошъ, другимъ днемъ, пришли къ намъ больше двухъ сотъ человъкъ калмыковъ и донскихъ козаковъ, имъя большую охоту съ непріятелемъ побиться, а особенно на Крымъ ударить, потому что тамъ теперь, кромЪ одного Калгисалтана въ ПерекопЪ, совсЪм войска нЪтъ. И если бы твоей милости угодно было съ господиномъ гетманомъ намъ козацкого войска и ратныхъ людей прислать, то мы могли бы большое замЪшаніе нынЪшнимъ временемъ въ Крыму учинить” [17].
Иначе изложил все это дело царский посол Василий Перхуров, возвратившийся в Москву, июня, 24 дня. Перхуров рассказывал следующее. Приехав в Сичу, он кошевого атамана Сирка там не застал, потому что апреля 10 дня [18] кошевой из Запорожья ушел; ушел же он вот почему: приезжал к нему польский посол Иван Завиша и обнадежил Сирка, что королевское величество пожалует его честью, сделает гетманом над всеми гетманами, так как королевское величество всегда сетует, что Сирко, такой славный воин, в ратном деле большой промышленник, много лет на поле подвизавшийся, но и по настоящее время не взыскан и не пожалован честью. Привез тот посол войсковой старшине королевского жалованья — кошевому 40, судье, писарю, асаулу по 10 червонцев; козаки, узнав о том, отняли у старшины те все 70 червонцев и положили их в войсковую скарбницу. Сирко, по приезде посла, собирал две рады, и на тех радах Завиша говорил козакам, чтобы они вновь сделались подданными польского короля и шли бы к нему на помощь, обнадеживая их и деньгами, и сукнами, и жалованьем. Но войско, выслушав это, ответило, что прежде того ходило оно на помощь к польским королям в штанах, а возвращалось от него без штанов. Тогда Сирко, выкинувшись из рады, пошел из круга сперва один с Завишей, а потом к нему пришло в поле около 300 человек козаков. Рассердись на козаков, питая надежду на польского короля и будучи недоволен на гетмана за то, что именно он, а не Сирко, получил этот чин, кошевой назначил вместо себя наказного гетмана Ивана Брекала, а сам ушел к королю. На отходе козаки говорили Сирку, чтобы он к польскому королю не ходил; если же пойдет и станет ему служить, то они отыщут его жену и будут держать ее в крепости, на что Сирко им отвечал, что прежде всего он желает сделать угодное королю, а король, пожаловав его гетманом, прикажет и жену его отыскать. По выходе из Сичи, от Сирка отделилось около ста человек козаков с Власом Бородавченком во главе, и пошли под турецкие города Кизыкермень и Касмин. Потом Влас Бородавченко вернулся в Сичь и привел с собой трех человек языков; те языки сказали, что турецкие паши стоят под Рашковым и Брацлавом, а сколько всего войска, того не знают. Во время пребывания царского посла в Запорожье, ходил из Сичи, с 300 Козаков, бывший кошевой атаман Луцык, под город Перекоп, а обратно из Крыма — в Белогородчину; он был в походе пол-третьи недели и пришел в Сичу с большой добычей и ясырем,— на каждого козака по одному ясырю. А раньше приезда в Сичь посла ходило около 40 человек козаков под турские города на море, и те козаки благополучно вернулись на Сичь, достав себе по 15 ефимков да по два ясыря на человека. За неделю перед самым отъездом царского посла из Запорожья, 500 человек козаков ходили под Перекоп с начальным человеком Василием Трофимовым, тем самым, который раньше задержан был в Москве до привоза туда самозванца; да на море, кроме того, ходило человек 300 или больше того. Все запорожцы очень желали, чтобы к ним пришли калмыки, человек 300 или 500, тогда бы они немедленно ударили на Крым; давно были бы козаки в под Перекопом, да Сирко своим походом их остановил [19].
Сводя к общему все четыре показания — Самойловича, Сирка, Брекала и Перхурова, — мы видим, что запорожцы с своей стороны утаивали обо всех своих намерениях, а Самойлович и Перхуров с своей стороны чересчур подозревали их в коварных замыслах. Несомненно здесь одно, что хотя Сирко и сносился с польским королем, желая через него добиться гетманской булавы, но он вовсе не думал изменять русскому царю, а тем более мирволить крымскому хану.
И точно, октября 1 дня 1675 года Сирко, доносил гетману Самойловичу, что в Сичу, по царскому указу присланы были черкасский князь Каспулат Муцалович, стольник Иван Леонтьев, голова стрельцов Иван Лукашкин, донской атаман Фрол Минаев (с 200 донцов) и калмыцкий начальник мурза Мазан. С ними Сирко, имея у себя 1500 человек козаков, ходил сентября 17 дня под город Перекоп и, будучи в Крыму, несмотря на известие перебежчика кумычанина, сообщившего татарам о приходе в Крым козаков, несмотря на татарские заставы, заранее против козаков устроенные, большой неприятельский отряд разбил, села огнем опустошил, большую добычу взял, много христианских душ из неволи освобвдил и после всего этого в полной целости и без всякого урона в Сичь возвратился [20].
Нужно думать, что этот самый поход Сирка в Крым, так счастливо для него окончившийся, разумеет и малороссийский летописец Величко. Об этом же походе Сирка в Крыму говорит и летописец Ригельман. Из того обстоятельства, что Ригельман, живший позже Величка, но вовсе не знавший летописи его, говорит о факте, известном Величку, следует, что основою рассказа для обоих бытописателей послужило какое-то, так сказать, бродячее сказание. Из двух летописцев, Величка и Ригельмана, у первого оно длиннее, у второго короче. Ригельман рассказывает о походе Сирка в Крым в нескольких строках [21]; Величко — в большой главе. Величко относит это событие к 1675 году, Ригельман — к 1679 году. Из двух названных летописцев нужно отдать предпочтение Величку. Дело в том, что, по возвращении запорожцев из Крыма в Сичь, козаки, приписывая вражду татар и турок к себе науськиванию гетмана Дорошенка, написали ему укорительное письмо. Но писать Дорошенку можно было в 1675 году, а не в 1679 году, когда он уже давно был лишен гетманства и находился не на Украйне, а на далеком севере России. Сравнивая показания современных событию актов с рассказом летописи Величка, находим, кроме краткости первых и полноты второй, некоторую разницу в частностях. Разница эта состоит прежде всего в том, что по актам Сирко совершил поход не один, а с союзниками — атаманом донских козаков, князем кавказских черкесов, русскими с отрядом стрельцов, воеводами и калмыцким тайшей с ордой. Затем, имеется разница и в показании времени совершившегося события: в актах сам Сирко говорит, что поход в Крым сделан был им сентября 17 дня, в летописи Величка предпринят был в начальных числах июля месяца. Впрочем, нельзя не отметить того, что Величко, приводя письмо запорожцев, писавших его после возвращения из Крыма в Сичь, приводит дату его 23 числом того же сентября месяца. Наконец, есть разница и в показании количества запорожцев, ходивших в Крым и действовавших в нем: в актах показано запорожского войска только 1500 человек, у Величка до 20000 человек. Конечно, если взять во внимание серьезность самого предприятия, то нельзя не согласиться, что такое большое дело, как поход во внутрь Крыма, должен был предпринят и с большими силами. Но в актах, кроме числа донцов (200 человек) не показано ни число стрельцов, ни число черкес, ни количества орды. Если взять произвольные цифры — калмыков не менее 6000, черкесов не менее 5000, стрельцов не менее 2000 человек, донцов 200 и запорожцев 1500, то тогда полученная цифра 15200 человек может приблизиться к показанным Величком цифрам. Но такой расчет будет расчетом только измышления, а не действительности.
Оставляя в стороне все указанные частности, событие это, поход Сирка в Крым и самый повод к тому, произошло, по словам Величка, следующим образом.
Примечания:
- Акты южной и западной России, XII, 22.
- Акты южной к западной России, XII, 33.
- Акты южной и западной России, XII, 50.
- Сборник летописей южной и западной Руси, Киев, 1888, 202.
- Бантыш-Каменский, История Малой России, Москва, 1842, II, 143; Миллер, Рассуждение о запорожцах, Москва, 1846; О малороссийском народе, Москва, 1846.
- Шмидт, История польского народа, Спб., 1866, III, 54.
- Акты южной и западной России, XII, 90; Архив министерства иностранных дел, 1675, св.44, № 2.
- В подлиннике стоит на “Тамани”, но эта явная ошибка.
- Акты южной и западной России, XII, 97—99.
- Акты южной и западной России, XII, 100—102.
- Попов, Русское посольство в Польше, Спб., 1854, 215.
- Акты южной и западной России, XII, 102—104.
- Где и когда происходила эта битва — в письме не сказано.
- Акты южной и западной России, XII, 105—107.
- Акты южной и западной России, XII, 111,112.
- Акты южной и западной России, XII. 112—115,128.
- Акты южной и западной России, XII, 132—134.
- Днем выхода Сирко называл 12 число, Перхуров — 10 число.
- Акты южной и западной России, XII, 111,137,161.
- Акты южной и западной России, XII, 260.
- Ригельман, Летопись, Киев, 1847, II, 167—170.
